Свободный человек менее всего думает о смерти,
мудрость же его основана на размышлениях о жизни, а не о смерти.
Бенедикт Спиноза «Этика»
Фигура воина-самурая по праву стала символом японской истории. Мораль, правила и убеждения этого сословия сохранились в кодексе чести Бусидо (путь воина). Смысл учения Бусидо в том, что воин, да и не только воин, но и каждый человек, должен ценить каждую минуту жизни, потому что она может оказаться последней. Удивительное мужество и сила духа самураев до сих пор живет в легендах Японии.
Сегодня слово «самурай» зачастую употребляется в слишком широком значении. Не все воины средневековой Японии были самураями, как и не все самураи были воинами, хотя все они принадлежали к воинскому сословию. Самураи являлись представителями высшего слоя общества, обозначаемого тетраграммой си-но-ко-сё: воины, земледельцы, ремесленники и торговцы.
Само слово самурай происходит от глагола сабурау, означающего «служить». Глаголом сабурау обозначалась служба в армии, а также служба в качестве домашней прислуги.
Кто же они — самураи? Что сделало и сформировало их таковыми, что мы о них говорим?
Есть вещи, ради которых стоит потерять всё. Есть вещи, которые стоят больше, чем слава, чем власть, чем любое богатство. Есть вещи, которые отличают нормальных людей от тех, чью волю не могут сломить никакие внешние обстоятельства и события. Два меча и доспех не сделают человека самураем. И даже больших воинских талантов и принадлежности к известной семье воинов недостаточно. Дело не в технике и не в наследовании. Самурай — это тот, кто выковывает свой дух согласно Бусидо.
Нет достаточно выразительных слов, чтобы определить, что такое Бусидо для самурая. Бусидо — это сам дух самурая, его живое сердце, которое наделяет силой каждый его поступок. Японские самураи прошлого жили согласно рыцарскому кодексу поведения, в котором не было места для компромиссов. Никаких «но», никаких «если». Самураев с самого юного возраста учили не играть со своими принципами. Одна ошибка, всего один момент слабости, когда честь оказывается под малейшим сомнением, — и тут же возникает перспектива харакири. Несколько сантиметров стали, которые нужно воткнуть себе в живот в жесте ритуального самоубийства, — это очень убедительный аргумент. Так что люди, которые говорили «извините, ошибся» методом харакири, очень серьезно относились к своим идеалам.
Самурай — образ воина, готового в любое мгновение расстаться со своей жизнью и отдать всё, что у него есть, ради того, кому он служит; образ человека, живущего сообразно внутреннему кодексу чести, моральному закону. В западной культуре всегда существовали два основных образа, несовместимых, казалось бы, в одном человеке: поэт (или ученый) и воин. Поэт, ученый — это образы немного отрешенного от мира, но тонко чувствующего и понимающего этот мир человека, а воин воплощал собой силу и жесткость, даже жестокость. Идеал же самурая — это попытка в восточной культуре создать образ нового совершенного человека, который мог бы хранить и защищать справедливость в широком понимании этого слова как с помощью меча во время войны, так и мирными искусствами в спокойные времена.
Так мы можем увидеть близость средневековых самураев и европейских рыцарей-монахов, живших в период с конца XI по начало XIII века.. Это рыцари, которые вместе с военным искусством также воспитывали в себе смирение и образованность монахов, рыцари, обладавшие силой, способной как разрушать, так и быть направленной на благое дело, рыцари, которые в каждый момент руководствовались внутренними кодексами и заповедями, делающими их защитниками обездоленных и поборниками справедливости.
Существует стереотип, согласно которому самураи — это самоубийцы. Однако это далеко не так. Как и все остальные люди, самурай любит жизнь, но для него разница в том, что жизнь без чести не стоит того, чтобы жить. В нашей повседневной жизни мы часто сталкиваемся с людьми, которые все время прячутся и ищут оправданий. Людьми, которым не хватает смелости, чтобы рискнуть и последовать своим идеалам. Людьми без гордости и характера, чести и достоинства. А вот рядом с тем, кто готов следовать своим идеалам несмотря ни на что, можно ощутить достоинство, не поддающееся описанию. Невероятно сильная воля и непоколебимая решимость никогда не покидают самурая, потому что любой вопрос для него — вопрос жизни и смерти. Первая же ошибка может стать последней.
Самурай никогда не забывает. Он не просит ни у кого помощи, но готов укротить бури ради тех, кто ему доверился. Человек, протягивающий к нему руку, получает союзника, готового умереть за него. Предать того, кто отдал ему свое сердце, для самурая невозможно. Даже сила законов и письменных контрактов блекнет в сравнении с его словом, потому что законы можно обойти хитростью, а контракты — нарушить, но его слово священнее самой жизни. Самурай — это больше, чем могущественный воин. Это символ целой эпохи длительностью в 700 лет. Это — символ целостности и силы, преданности и красоты, которые доступны любому человеку, обладающему смелостью быть верным самому себе.
* * *
«Однажды Мороока Хикоэмон должен был поклясться перед богами, что он беззаветно предан какой то идее. Но он сказал:
— Слово самурая тверже металла. Поскольку я запечатлел это слово в себе, причем тут боги и будды?
После этого его торжественная клятва была отменена. Это случилось, когда ему было двадцать шесть лет.»
(Из кодекса чести Бусидо. Хагакуре)
Принципами Бусидо самураи руководствовались на протяжении всей истории. Само слово «Бусидо» вошло в широкое употребление в конце периода Сэнгоку дзидай (эпоха воюющих провинций, конец XVI века) и в начале периода правления сёгуната Токугава (1603—1867), когда лучшие из воинов имели досуг и время, чтобы оглядеть пройденный самурайством путь и философски его осмыслить.
Одно из самых ранних и лучших высказываний о Бусидо мы находим в письме Тории Мототада, посланном им в 1600 году своему сыну из замка Фусими, который он мужественно оборонял для Токугава Иэясу.
В этом письме очень красноречиво выражается основная заповедь Бусидо, определяющая поведение любого самурая, — верность подданного своему господину.
Тории Мототада ведет разговор о пути воина (Бусидо), но при этом он не руководствуется какими-то абстрактными философскими принципами, а объясняет свое поведение традициями, принятыми в семье Токугава.
В широком понимании Бусидо представляет собой этический кодекс самурая, принципы его поведения и мировоззрения. Согласно понятиям Бусидо, самурай должен обладать следующими качествами:
- высоким боевым духом;
- презрением к смерти и боли;
- безграничной преданностью своему господину;
- внутренним достоинством;
- самодисциплиной.
Человек, избравший «путь воина», не привязан к материальным благам и предпочитает им духовные ценности. Бусидо требовал от самурая стремиться к лидерству, быть инициативным, в бою — агрессивным, в общении — вежливым.
«Когда я прихожу в этот сад, созданный моими предками, я вспоминаю: как и эти цветки, все мы умираем. Чувствовать жизнь в каждом вздохе, в каждой чашке чая, в каждой жизни, которую мы отнимаем — это и есть Путь Воина, это и есть Бусидо.» (Из фильма «Последний самурай»)
Если посмотреть немного глубже, кодекс чести Бусидо ведет и наставляет человека к определенному образу жизни, образу мысли и действий; учит жить с мыслью, что смерть может случиться в любое мгновение, а не ждет где-то в далеком и почти невозможном будущем, как об этом привык мыслить западный человек. Бусидо также вырабатывает внутренний подход ежедневной подготовки к собственной смерти, чтобы в любых обстоятельствах, в которых ты можешь оказаться, ничто бы не поколебало твой дух и решимость служить.
Одновременно с этим Бусидо был не только кодексом чести, но и набором сложных правил этикета, которыми руководствовался самурай в повседневной жизни, а также своеобразным воинским уставом, регламентировавшим порядок несения службы, отношения с товарищами по оружию и правила обращения с этим самым оружием. Все эти правила были пронизаны конфуцианским духом и превращали жизнь и даже смерть воина в торжественный ритуал.
Со смертью у самураев были особые отношения. В идеале самурай должен был быть выше смерти, то есть уметь спокойно глядеть ей прямо в глаза и не испытывать при этом страха. Страх смерти и физической боли — это бич для людей. Самураи же, живя бок о бок со смертью, не позволяли инстинкту самосохранения затуманить рассудок. Животный страх, свойственный обычному человеку, самураи учились переплавлять в повышенное чувство опасности, которое не ослабляло их тело и душу, а, напротив, наполняло силой и волей и готовностью достойно встретить противника.
«Когда приходит время, размышлять некогда. И если ты не успел обдумать всё заранее, скорее всего ты опозоришь себя. Чтение книг и слушание бесед других людей нужно только для того, чтобы исполниться решимости.
Путь Самурая — это прежде всего понимание, что ты не знаешь, что может случиться с тобой в следующий миг. Поэтому нужно днем и ночью обдумывать каждую непредвиденную возможность. Победа и поражение часто зависят от мимолетных обстоятельств. Но в любом случае избежать позора нетрудно — для этого достаточно умереть. Добиваться цели нужно даже в том случае, если ты знаешь, что обречен на поражение. Для этого не нужна ни мудрость, ни техника. Подлинный самурай не думает о победе и поражении. Он бесстрашно бросается навстречу неизбежной смерти. Если ты поступишь так же, ты проснешься ото сна.»
(Из кодекса чести Бусидо. Хагакуре)
У самураев существовал и свой взгляд на мир: они представляли себе жизнь как сновидение внутри сновидения, где единственным более или менее реальным событием была смерть, которую рассматривали как пробуждение. Жизнь для самураев — это прежде всего жизнь духа, а не тела, дух же бессмертен; смерть тела — это лишь одно из испытаний для духа, своеобразный экзамен. Поэтому смерть самураи стремились встретить достойно, без страха и упрека. Подобное отношение к смерти открывало самураям путь к свободе духа. Именно в этом стремлении к достижению полной свободы духа многие самураи и видели ключевое значение Бусидо, пути «воина духа».
Но, как все лекарства, даже Бусидо может превратиться в яд, если им злоупотреблять. Исторически многие из самураев были далеки от благородства и романтики. Для многих из них их собственное совершенство превратилось в фанатизм. Доспех, техники становились важнее человека. Они были настолько одержимы совершенством, что забывали дышать, не допускали улыбок и чувства юмора. А когда самурай теряет равновесие, сила превращается в жестокость, а Бусидо — в тюрьму. Честь перестает быть качеством исключительной личности и превращается в фашистское извращение, а верность становится оправданием для убийства. Появляется «солдат» с догмами вместо чувств. Были и такие, кто любил прихвастнуть перед публикой, кичась своими мнимыми подвигами, имели слабость к сакэ и плотским утехам, мечом владели хуже, чем языком, а когда грозила настоящая опасность, их спасением были быстрые ноги, при полном забвении и чести, и Бусидо. Нелегко удержать хрупкое равновесие между высокой духовной силой, с одной стороны, и потерей человечности — с другой. Создатель айкидо Морихей Уэсиба (1883-1969) написал прекрасные слова, которые напоминают об изначальном смысле Бусидо: «Истинное значение слова «самурай» — тот, кто служит и подчиняется силе любви».
Надо отметить еще и то, что Бусидо на заре самурайской эпохи не имело такого духовного выражения и понималось как образ жизни профессиональных воинов, чьим домом стало поле битвы. Главное, что тогда требовалось от воина, — это владение самурайскими боевыми искусствами. В раннюю эпоху, когда самураи были прежде всего конными лучниками, их образ жизни так и назывался — кюба-но мити, «путь коня и лука». Умение метко стрелять в цель на скаку в то время считалось важнейшим самурайским искусством. Ябусамэ — это ритуализированные состязания самураев в искусстве стрельбы по мелким мишеням со спины мчащегося во весь опор коня. Первые ябусамэ проводились уже в VI веке и были посвящены Хатиману, синтоистскому богу войны. Постепенно акцент в ябусамэ смещался с его военно-прикладного значения на религиозное; церемония превращалась в обряд моления синтоистским богам о хорошем урожае. Обряд проходил следующим образом: на поле торжественно выезжала группа всадников в парадных одеяниях, и руководитель церемонии нацеливал лук со стрелой сначала в небо, а потом в землю, показывая тем самым, что земля и небо пребывают в гармонии. После этого всадники по очереди на полном скаку стреляли по трем мишеням, а затем — по глиняным шарикам. Пораженные стрелами цели предъявлялись императору или сёгуну для осмотра. В настоящее время такие церемонии проводятся ежегодно в святилище Хатимана в Камакура и в Токио.
Во времена же сёгуната Токугава (1603- 1867гг.) главным боевым искусством стало кэндо — «путь меча».
Именно во время правления сёгуната Токугава появляется первый записанный кодекс чести и в труде Дайдодзи Юдзана (1639 — 1730 гг.) «Начальные основы воинских искусств» («Будо сёсин сю»), и в одном из самых известных литературных произведений самурайской культуры Хагакуре («Сокрытое в листве»). Хагакуре была написана Ямамото Цунэтомо — самураем, ставшим ронином (самураем, лишившимся господина, которому он бы мог служить) и ушедшим в монахи.
Этот период в жизни Японии (период Эдо) был ознаменован окончанием глобальных междоусобных войн: после долгого периода «сражающихся царств» наступает долгожданный мир и объединение Японии.
Однако отсутствие крупномасштабных сражений и регулярных войн меняет курс политики империи с военного развития на путь развития внешней торговли, ремесел и, как следствие, наступает технический прогресс.
Заложником этих изменений становится целый класс японского общества — самураи, основой жизни и процветания которых являлся военный образ жизни. Для самураев наступают непростые времена: лишь немногие из них получают возможность продолжать служить своим господам и своей стране в роли стражников, личной охраны, регулярной армии. Часть самураев направляется на статскую службу, часть возвращается в свои имения и занимается сельским хозяйством и торговлей, а те самураи, которые были победнее и не обладали собственными землями, вынуждены были искать любую работу чтобы себя обеспечить. Некоторые из них, не найдя себе места в новом обществе, стали разбойниками, преступниками, продолжая заниматься тем, что они умели лучше всего — воевать.
Меняется образ жизни почти целого класса общества, самураи теряют свой дух, свою силу. Лишь немногим из них удается в этих условиях сохранить чувство внутреннего достоинства, волю, кодекс чести. Именно эти мудрые самураи, понимая всю сложность их положения как сословия, начинают записывать наставления своим детям и потомкам о том, как сохранять и проявлять дух самураев, как обрести Путь Воина внутри обыденной, повседневной жизни. Именно в это время рождается Хагакуре, — произведение, написанное в форме советов и повседневной мудрости не для каких-то особенных людей с особенным образом жизни, а для каждого человека, который стремился бы воспитать внутри самого себя Воина.
Говорят, мастер Ягю однажды заметил: «Я не знаю, как побеждать других; я знаю, как побеждать себя».
(Из кодекса чести Бусидо. Хагакуре)
Среди самураев часто шли споры на тему: нужно ли воину образование?
Самурайские философы эпохи Сэнгоку дзидай (середина XV — конец XVI в.) считали, что образованность не составляет главного достоинства воина и слишком начитанные люди становятся похожими на книжных червей, утрачивая дух воина. Такэда Сингэн (1521-1573, даймё эпохи Сэнгоку дзидай) писал, что книжная учёность не имеет значения, это всего лишь один из путей достижения подлинной мудрости. Для самурая же знание равносильно действию, а действие и есть его премудрость.
Действительно, в эпоху кровопролитных войн самурайские дети уже с 6-7 лет умели профессионально обращаться с мечом и копьем; каждый день от зари до зари они до полного изнеможения изучали боевые искусства. И это была не просто блажь родителей, но единственный способ выживания в предстоящих жестоких схватках, из которых состояла жизнь профессионального воина. Поэтому многие самураи, особенно низших рангов, могли великолепно управляться с мечом и копьем, но при этом все были неграмотны.
С большим презрением многие самураи относились и к изящным искусствам, считая, что излишняя чувствительность превращает воина в изнеженную женщину. Так, многоопытный воин и полководец Като Киёмаса, герой, поднявшийся из самых низов (он был сыном деревенского кузнеца), писал в своих наставлениях: «Следует решительно запретить самураям читать лирические стихи и наслаждаться театром но. Когда самурай обнажает меч, то в мыслях своих он уже разрубает врага. Все действия зарождаются в сердце. Если же в сердце звучит танец но — то такой самурай уже не воин, ему лучше совершить сэппуку».
Однако на самом деле многие самураи прославили себя именно как утонченные поэты, музыканты, художники, а многие философы рассматривали образованность и душевную тонкость как качество, делающее самурая подлинным лидером общества. Так, в своем трактате «Будосёсинсю» Дайдодзи Юдзан (1637-1730) указывал прямо: «Поскольку самурай стоит во главе трех классов общества и несет обязанность по управлению ими, то ему следует иметь хорошее образование и понимать самые разнообразные предметы… Хотя Бусидо и требует от самурая всестороннего развития своей силы и боеспособности, обладание одними лишь этими качествами делает самурая неотесанным и грубым, и поэтому от него мало прока…»
Действительно, многие самураи весьма преуспели в искусствах изящных и вполне мирных, таких как поэзия, музыка, чайная церемония. Например, Ода Набунага, которого никак нельзя было упрекнуть в изнеженности, нередко исполнял пассажи из репертуара театра но. Великий мастер меча Миямото Мусаси был также философом, мастером дзэн, художником: он писал картины тушью и ковал изящные цуба (гарды мечей). Многие самурайские вожди прославились как вдохновенные поэты.
Мы все знаем, что символом самурая являлся меч, однако главным оружием воина был его дух. Меч же — лишь продолжение самурайского духа. На поле боя, где свистели стрелы и повсюду витала смерть, воин должен был уметь не только сохранить ясность ума, но и заставить себя мыслить и действовать гораздо быстрее, нежели в обычной обстановке, чтобы использовать даже малейшие шансы для победы и выживания на поле боя. Поэтому самураи стремились исследовать и развивать возможности своего духа, и в этом им помогали мастера дзэн-буддизма, ставшие наставниками многих прославленных воинов.
Так, например, особую известность приобрел дзэнский монах Такун Сохо, под влиянием которого находились такие несравненные мастера меча, как Миямото Мусаси и Ягю Мунэнори. Такуан Сохо оставил после себя несколько основательных трудов, обращенных к мастерам фехтования, где он пояснял, как следует воину вести себя во время смертельного поединка, о чем думать и как управлять своим сознанием. В своем труде «Тайное писание о непоколебимой мудрости» Такуан писал, что смысл дзэнского искусства меча заключается в постижении воином свободы и текучести сознания, в умении вообще ни на чем не фиксировать своего сознания, быть легким, как воздух, и бесформенным, как вода. Сознание должно наполнить собой все тело, как вода — губку, быть везде и нигде. Если же сознание воина зафиксировано на чем-то, хотя бы даже на желании победы, то настоящей победы ему никогда не достичь. Ведь, согласно дзэну, любая привязанность, любая зафиксированность сознания сковывает воина, словно цепями, и лишает его текучести, будто прибивает железными гвоздями к какой-нибудь конкретной форме. А привязанность к форме — это смерть; непривязанность, текучесть, бесформенность — это жизнь, это свойство жизни, это то качество, что дает воину победу в смертельном поединке.
А противопоставление жизни и смерти, с точки зрения дзэна, — это заблуждение, ведь и жизнь, и смерть — это всего лишь категории рассудка, не имеющие своей собственной реальности. Таким образом, тренированный в дзэнском духе самурай во время поединка был вне жизни и смерти. В смертельном бою для самурая единственной реальностью оставалась его непреклонная воля, материализованным воплощением которой служил меч — «душа самурая». Так, однажды один из учеников спросил Такуана Сохо, как воину следует поступать, когда он находится между жизнью и смертью. Такуан посоветовал ему прежде всего «убить жизнь и смерть» в собственном сознании, и тогда останется один меч, а уж как обходиться с мечом, самурай должен хорошо знать и сам.
Знаменитый воин-монах Уэсуги Кэнсин оставил своим последователям такой совет: «Те, кто склонен цепляться за жизнь, как правило, долго не живут; глядящие же прямо в глаза смерти так просто ей не сдаются. Все дело заключается в настрое мыслей. Обретите власть над своими мыслями, и вы поймете, что в вас есть нечто, что стоит выше рождения и смерти, что в воде не тонет и не горит в огне. Тот же, кто боится расстаться с жизнью и боится встретить объятия смерти, не может быть хорошим воином…»
Мы все стремимся быть счастливыми. И в поисках счастья наши мысли уносят нас либо в воспоминания о прошлом, либо в грезы о будущем. Мы постоянно сравниваем свое настоящее либо с тем, что уже прошло, либо с тем, что еще не наступило. Но настоящая, подлинная жизнь вершится здесь и сейчас.
Конечно, в истории Японии, как и в нашей, было много всего. Были моменты предательства, не очень красивых поступков. Было много крови, борьбы за власть, лидерство и превосходство. Всё это было. Но несмотря на это в жизни воинов-самураев всегда присутствовал Идеал. И свидетельством этому могут быть письма и завещания, оставленные знаменитыми воинами, их наставления своим сыновьям, слугам, воинам, которые говорят о том, что кодекс чести всегда присутствовал в их жизни. Это был Идеал, к которому стремились. Может быть, не всегда удавалось его достигать, но этот Идеал был. Многие были образцами этого Идеала для всего общества, и о них сложено много историй. А сколько еще таких историй будет сложено?
И вот еще одна из знаменитых историй о мастере-учителе Хакуинэ и воине Нобусигэ, которая называется «Двери рая»:
Воин пришел к монаху и попросил его объяснить, что же такое: Двери Ада и Двери Рая. Монах в свойственной ему дзэнской манере начал диалог таким образом:
— Ты что ли самурай? Да ты совсем не похож на самурая, ты больше на простолюдина смахиваешь».
При этом воин, конечно же, схватился за рукоятку меча.
Дальше монах продолжал:
— А, у тебя еще и меч есть? Так он, наверное, тупой, ты им даже не сможешь мне голову снести.
При этом, конечно же, воин обнажил свой меч, и в этот момент Хакуинэ сказал ему:
— Вот это — Двери Ада!
В этот момент воин понял то, что, собственно, хотел ему объяснить учитель, и склонил свою голову в глубоком поклоне, на что учитель сказал:
— А вот это — Двери Рая!
Дополнительно:
«Если, укрепляя свое сердце решимостью каждое утро и каждый вечер, человек сможет жить так, словно тело его уже принадлежит Вечности, путь будет для него свободен. Вся его жизнь будет безупречна, и он добьется успеха на своем поприще».
Ямамото Цунэтомо