Народный артист России, лауреат Государственной премии СССР, профессор ВГИКа, кинорежиссер Виктор Петрович Лисакович
Неигровое — так называют это кино. Более привычное для нас определение «документальное» указывает лишь на подлинность фактов, событий. Но факт сам по себе — не трогает. Трогает и заставляет сопереживать — человеческая искренность и правда. О кино «без липы» рассказывает гость нашего журнала.
• Виктор Петрович, в этом году вы стали лауреатом премии «Золотой орел». Ваш фильм о режиссере Романе Кармене был назван лучшим неигровым фильмомѕ
Да, в этом году на суд Академии киноискусства было представлено 35 документальных картин. Моей выпало счастье победить. Я ни в коей мере не преувеличиваю своей заслуги, моя роль довольно скромная. Я, конечно, очень переживал и не приготовил никаких слов, потому что до последнего момента не знал, каким будет результат. Когда объявляли победителя и ведущий произнес первые слова: «С Романомѕ» — я, пока шел к сцене, судорожно придумывал, что буду говорить. Вышел к микрофону и так и сказал, что эта высокая награда напрямую связана с именем выдающегося документалиста Романа Кармена.
• Ваша картина о его жизни и его работе?
Ее полное название «С Романом Карменом... путешествие в молодость». Роман Кармен — фигура в документальном кино знаковая. Его имя, к сожалению, сегодня забыто, молодое поколение его почти не знает. Это был легендарный человек, он начинал как оператор с войны в Испании, затем с камерой прошел Великую Отечественную, всю от начала до конца. В прошлом 2006 году ему бы исполнилось 100 лет.
Мы разыскали его бывших учеников, которых он привел в документальное кино; 45 лет назад они, тогда еще ребята, впервые перешагнули порог ВГИКа, когда сдавали экзамены. И вот теперь снова пришли сюда, оглядываются, вспоминают, где что было, как происходили встречи с Мастером, и одновременно, словно вместе со зрителем, проходят путь познания искусства репортажа Романа Кармена. Они путешествуют в молодость. Вот, собственно, и все содержание картины. Она очень простая, она не для широкой публики, не в духе современных боевиков. Самое главное в ней — искренность. Это искреннее признание в любви Роману Кармену.
• А в вашей жизни был такой же учитель, наставник, которому вы благодарны и сегодня?
В 1959 году, когда я поступил в институт, мастером у меня была удивительная женщина — Арша Амбарцумовна Ованесова. В 30-е годы, окончив ВГИК, она впервые обратилась к детской тематике и создала журнал «Пионерия». Это был очень известный журнал — кладезь человеческих судеб. Она рассказывала о совсем маленьких детишках, потом они росли, и она вновь и вновь к ним обращалась — прослеживала их судьбы. И на основе этих историй сделала потрясающий фильм «Необыкновенные встречи». Я впервые понял, что такое режиссура в документальном кино. Когда цель не просто что-то запечатлеть, снять, а часть жизни показать так, чтобы в тех, кто будет смотреть фильм, родилось сопереживание. И не повествовательно, а чтобы суть происходящего раскрывалась на глазах зрителя.
• Это как?
Например, в ее картине появляется женщина, которая взяла из концлагеря на воспитание совсем еще несмышленого ребенка. Девочка подросла и не знала, что ее воспитывает неродная мать. А женщину это очень беспокоило, и ей хотелось рассказать все, открыть правду. И это признание совершается на наших глазах. Без слез этого смотреть нельзя — волнение женщины передается зрителям. Она признается, но — никакого впечатления на девушку (а та уже взрослая) признание не производит! Она говорит: «Ну и что? Ты же все равно моя мама».
То есть человеческий характер раскрывается через эпизоды, ситуации, случаи, и прелесть в том, что мы сами все это видим. Ведь можно было бы снять сюжет и сказать: «Вот это женщина, а это ее дочь. А история такова, что дочь не ее родная, а приемная. Но вот теперь она ей все рассказала, и все счастливы». Это как статья в газете — она нас взволнует, заинтересует, но не потрясет так, как фильм. Меня этот эпизод потряс и помог увидеть мои собственные первые шаги в профессии.
• Своих студентов вы учите на этих же фильмах?
Я много лет не видел этой картины, а потом попросил копию в Красногорском архиве и показал год назад студентам первого курса. Никакого впечатленияѕ Видимо, много что за это время произошло. Во-первых, изменилась молодежь, не очень их это трогает. Я начинаю объяснять и вижу: скучают. Это дети современной школы, им еще нужно время, чтобы до чего-то дойти, начать ловить что-то...
Режиссуре как профессии нужно учить людей чуть-чуть старше, лучше, чтобы они уже окончили какое-нибудь учебное заведение, чтобы у них за плечами был жизненный опыт. Я сам с третьей попытки поступил в институт. В первый раз поступал в 54-м, сразу после школы. Мальчишка, мне не было еще и 17 лет. А в мастерскую шли очень сильные ребята, рядом поступали и поступили Василий Макарович Шукшин, Андрей Тарковский. Набирал мастерскую Михаил Ильич Ромм. Это имя вам, наверное, известно. Михаил Ильич сказал мне на последнем туре, который я честно прошел: «Молодой человек, поезжайте, поработайте, может, эта блажь выйдет у вас из головы». Сейчас я понимаю: прав он был, что тогда меня не принялѕ
А сегодня они выходят из школы и сразу к нам. И сначала у них вроде глазки горят, а потом успокаиваются, интересы свои появляются, и их очень непросто повернуть в сторону профессии. Очень чувствуется, что они вчерашние школьники. Школьники, которые будут учиться, получая бюджетное обеспечение, пять лет, если выдержат до конца. Придется кое-кого выгнать, наверное... Хотя жалко — все симпатичныеѕ Но нет у них стремления. Почти все мои выпускники прошлых лет работают в документальном кино. Когда они учились, интересы были немножко другие, они быстрее втягивались в работу. Сейчас приходится уговаривать: «Дружок, если ты к весне не сделаешь работу, мы тебя вынуждены будем отчислить». Он говорит: «Да» — и ничего не делает. Вот такие студенты. Но может быть, повзрослеютѕ
• А была ли картина, после которой вы поняли, что наконец-то стали режиссером?
Картина, которая стала моей визитной карточкой, называется «Катюша». Мы делали ее в 64-м году вместе с писателем Сергеем Сергеевичем Смирновым о простой девушке Екатерине Илларионовне Деминой, которая была санитаркой, медсестрой, разведчицей и много еще кем. Она сейчас жива-здорова, и мы очень дружим.
«Катюша» заставляла меня все время придумывать эпизоды, которые дали бы возможность раскрыть человека на глазах у зрителя. Смирнов, написавший сценарий, предлагал себя как ведущего. В сценарии было, например: «Я поднимаюсь по лестнице, нажимаю звонок, открывается дверь, выходит женщина. Я говорю: "Здравствуйте, Екатерина Илларионовна. Я писатель Смирнов“»ѕ Хорошо все расписал. А как это снимать? Ведь они уже знакомы, значит, придется разыгрывать. «Липа» получаетсяѕ
И мучительно, вспоминая все, что видел и пережил сам, смотря картину Ованесовой, начинаю думать: значит, нужен какой-то эпизодѕ Она прошла всю войну: Дунайская флотилия, Каспийское море, Керчь. Я начинаю подбирать хронику и решаю показать ей, посмотреть, какие чувства, какие эмоции у нее родятся, но сделать это незаметно — снять скрытой камерой. Теперь этот прием часто используют, но тогда такого не было.
• Как же вы снимали в темном зале, без современной техники?
Мы особым образом оборудовали зал, где должен был состояться просмотр. Я где-то прочитал, что на какой-то студии два инженера приставили к камере армейский оптический усилитель света. Он вообще-то к пушкам ставится, чтобы в полной темноте, когда ничего не видно, наблюдать объект, по которому ведется стрельба. Но никому в голову не пришло то, до чего эти двое умельцев додумались. Они сделали опытный ролик, я его видел: в зале кинотеатра «Россия» сидят люди, смотрят кино, и их лица хорошо видны. На обычную камеру в ту пору такое снять было невозможно — не было пленки необходимой чувствительности.
Я у них одалживаю этот электронный усилитель. Мы строим специальную будку, похожую на дикторскую, чтобы не было видно камеры. Ставим два стекла, проводим накануне съемки пробу — и ничего не получается: эти два стекла, которые глушат звук трещащей камеры, начисто уничтожают изображение. Вынимаем одно стекло — становится чуть-чуть лучше, но все равно еще плохо. Вынимаем второе стекло — хорошо, но слышен шум работающей камеры. Укутываем ее шубами и так снимаем. Наша Катюша ведет себя великолепно — кричит: «Наши, наши! Это же наши пошли!» (это она узнает кого-то в кадрах хроники)...
• Столько хлопот из-за одного эпизода?!
Это только по молодости можно столько сил вложить. Мы вместе с ней даже в Крым ездили — колодец искали. В сценарии был потрясающий эпизод, когда Катюша рассказывала: «Раненые бойцы, воды нет, я знаю, что на нейтральной простреливаемой зоне есть колодец. Я пошла туда с ведром, и вдруг выходит немец, рыжий фриц такой. Выходит и говорит что-то по-своему. Я ему: ЧЯ ничего не понимаю“. Он опять что-то говорит. Я ему: ЧЯ ничего не понимаю, я русская Катюша“. — ЧА, Катюша, гуд, гуд!“ Вынул гармошку и заиграл. И не стрелял». Этот рассказ был мне известен, но, чтобы заставить ее заново пережить все это, надо было найти колодец. И мы его нашли. И когда привезли ее туда и она увидела этот колодецѕ вцепилась в него, и рассказ полился сам собой.
• А где сейчас можно посмотреть этот фильм и другие ваши работы?
Да нигде! А где вообще сейчас можно посмотреть документальное кино?
Мы предложили фильм о Романе Кармене Первому каналу, но получили ответ, что она не годится для показа, потому что она не в формате Первого канала. Формат центральных каналов — это когда в сюжете или героях обязательно нужно найти какую-то червоточину, чтобы обязательно что-то было не так. Сегодня у нас очень боятся просто сказать спасибо человеку, который оставил хороший след в жизниѕ
Во времена Романа Кармена документальное кино показывали в центре Москвы. Сейчас там казиноѕ Мы очень надеемся, что, когда казино передвинут за Урал, найдут возможность вернуть нам кинотеатры, где мы могли бы показать какую-то одну или все 35 картин, представленных на суд академии, — нам не стыдно за наши работы. Это святая правда. Документалисты — это не звезды шоу-бизнеса, их редко знают в лицо, но это люди, которые много поработали для того, чтобы своими картинами сказать людям правдуѕ
• Но неужели нигде в России не показывают документальное кино?
Раз в году в начале октября в Екатеринбурге проходит фестиваль документальных фильмов. За 17–18 лет, которые существует фестиваль, публика к нему уже привыкла. Когда с десяти часов утра начинается показ, ни одного свободного места в зале Дома кино нет. Люди сидят в проходах, на ступеньках. Сначала были в основном пожилые зрители, теперь и молодежь потянулась, находят время: с десяти часов, сеанс за сеансом, одни выходят, другие входят.
В позапрошлом году на этом фестивале была моя картина «Остаться русским» о судьбах русских эмигрантов во Франции. Помню, когда я только выходил представлять ее на сцену, все места в зрительном зале были уже заняты. И я с большим удовольствием простоял час, не ощущая никакой тяжести, потому что сопереживал вместе с залом, слушал его дыхание.
Но нигде, кроме Екатеринбурга, ничего подобного нет. И люди, так же как вы, подходят и спрашивают: «А где можно посмотреть эту картину?» Нигдеѕ
• Виктор Петрович, в заключение скажите несколько слов о том, над чем вы сейчас работаете.
Я стал собирать свои картины, чего не делал раньше, и оказалось интересно. У меня 126 картин, разных: есть маленькие, двухминутные, есть получасовые, часовые, есть большиеѕ Прошли годы, какие-то фильмы я с тех пор не видел. Но сейчас смотрю и поражаюсь, насколько некоторые из них современны! Наверное, потому что мы — те, кто работал над ними, — всегда старались показать правдуѕ