Иногда, особенно в солнечный нежаркий день после долгого ненастья, так и тянет поскорее из четырех стен — на волю, окунуться в волны свежего, пахнущего сиренью, зеленеющей листвой, пронизанного ярким, теплым светом воздухаѕ И идти по улице — куда ведут ноги, и смотреть на проходящих мимо, ища среди них тех, в чьих глазах тоже светится солнце, кто тоже поддались очарованию солнечного дня и потому счастливы, без особенных причин, просто потому, что жизнь — прекрасна...
Картины Ренуара словно такой же дарящий радость день в живописи.

Какие только сокровища не хранит женщина в своих шкатулочках и коробочках. И какие только секреты не прячет в глубине своего сердца — чей-то взгляд, чью-то улыбку, необычный сон, радостный смех, а то и горькие слезы, ведь жизнь не всегда похожа на песню!.. И если доверит кому свои секреты, то только бумаге, и будет хранить эти разрозненные листы в самом укромном уголке своей опочивальни — у изголовья...

В 1850-х годах в Европе все еще продолжалось противостояние сторонников старого академического искусства, считавших этот проверенный путь единственно возможным, и тех, кто не просто мечтал о новом искусстве, но не боялся творить по-новому. Среди таких «мечтателей» были молодые художники-символисты, назвавшие себя «Братством прерафаэлитов». Несмотря на критику, которую обрушивали на них «академики», непонимание и обвинения, прерафаэлиты продолжали выставлять картины, наполненные глубокой символикой, которая прежде всего была обращена к душе человека. Вот что писал о них историк искусства Рихард Мутер: «Прерафаэлиты были первыми в Европе, кто восстал против традиций, проник в природу формы и цвета, проявил свой личный взгляд на природу. Они — первые поборники свободы в современном искусстве».
В 1856 году на Выставке британского искусства в США художник-прерафаэлит Уильям Холман Хант представил свою картину «Светоч мира». Картина не соответствовала общепринятым стандартам, ее цвета были чересчур яркими, сюжет неканоническим — однако она сразу произвела впечатление и стала одной из самых любимых у зрителей. Правда, мало кто осмелился тогда признаться в этомѕ
Сюжет картины довольно прост. Глубокой ночью, когда все спят, Иисус со светильником в руке идет по миру и стучится в двери домов. Яркий свет светильника подчеркивает мрак и темноту окружающей ночи. «Се стою у двери и стучу. Если кто услышит Мой голос и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерить с ним, и он со Мною» — Хант специально пишет на раме эти слова из Откровения Иоанна Богослова, чтобы каждый сумел «услышать» смысл его работы.

Если бы у вас было всего несколько часов в Петербурге, на что бы вы их «потратили»? На речную прогулку по каналам? На Летний сад? Может, успели бы в один из знаменитых пригородов? А я не раздумывая пришла бы на эти несколько часов в Русский музей. После одного счастливого случая, о котором хочу вам рассказать.
Как-то раз небольшой компанией друзей, любящих искусство, но, увы, не разбирающихся в нем очень глубоко, мы оказались в Русском музее. Перспектива экскурсии радовала, но и немного пугала: сами ведь знаете — если не повезет с экскурсоводом, любой музей превращается в камеру пыток.

Перемещение культурных идей в Россию с Запада и обратно нередко напоминает движение асимметричного маятника. То, что приходит к нам оттуда, порой не до конца оформившееся, медленно, очень по-русски, в духе гоголевского «долго запрягаем», принимается и приспосабливается к «местным условиям». И потом повторно рождается, уже исконно русским, а грандиозный масштаб этого «рождения заново» оттесняет куда-то в тень иноземных подателей духовного импульса. После этапа «медленно запрягаем» следует переход опять-таки к гоголевскому «быстро погоняем», сопровождающемуся перехватом Россией культурного лидерства. И уже, наоборот, созданное усилиями западного духа отливает отраженным светом, источник которого — культурный маяк, расположенный в России.

«Но что меня радует больше всего — это немое одобрение!» — напишет Моцарт жене после первых представлений «Волшебной флейты». Даже громкие овации широкой публики не смогли заглушить тихой похвалы неведомых зрителей, чье мнение Моцарт ценил намного больше. Причиной тому, как полагают, была особая миссия «Волшебной флейты»: хранить и передавать сквозь столетия тайну масонского ордена.
О масонском ордене написано более 60 000 работ, и, казалось бы, все тайны уже давно известны. Кроме того, по мнению многих исследователей, тайны никогда никакой и не было. Во всяком случае, в ее обычном понимании: свое членство в ордене никто не скрывал, доступ в ложи был открыт почти для всех, документы общества не раз публиковали сами масоны.
И все же тайна существовала. Хотя правильнее назвать ее не тайной, а таинством...

Моцарт
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною
всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.
Сальери
И, полно! что за страх ребячий?
Рассей пустую думу. Бомарше
Говаривал мне: «Слушай, брат
Сальери,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».

«Увидев Клода Моне в его саду, начинаешь понимать, как такой великий садовник мог стать таким великим художником», — напишет поэт-символист Гюстав Кан после своей поездки в Живерни, живописную деревушку недалеко от Парижа.
Моне «великий садовник»? Поэт ошибся: Моне великий импрессионист, всю жизнь рисовавший картины!
Но нет, Кан был прав: всю жизнь — 43 года! — Моне создавал сад.

Москвичи называют этот странный дом в Кривоарбатском переулке «домом Мельникова». Константин Степанович Мельников (1890–1974), гениальный русский архитектор, оказавший влияние на всю мировую архитектуру, считал дом одним из лучших своих созданий. По-видимому, мастер воспринимал его как своеобразного двойника. Недаром наверху, над окном второго этажа, он поместил рельефную надпись: КОНСТАНТИН МЕЛЬНИКОВ. АРХИТЕКТОР.

Как-то в одну из моих прогулок по Пекину ноги привели меня к храму  — это удивительно спокойный и умиротворяющий островок посреди шумного города. Побродив по храму и присев во дворе в тени вековых деревьев, я заметила бабушку, продававшую музыкальные инструменты. Они были очень необычные и совершенно мне неизвестные! Мы разговорились (правда, больше жестами), и теперь в моем доме живет маленькая китайская флейта, которая меня совершенно очаровала...