Лето в том году выдалось такое славное, что я провалила вступительные экзамены в институт. Жизнь продолжалась, и следующим летом я планировала повторить попытку. Но в образовавшееся «межсезонье» между летом и летом нужно было что-то делать.
Мама моя в то время работала в одном проектном бюро. К нему прилагались несколько цехов, воплощавших все спроектированное.
— Нет ли у вас, мамочка, какой-нибудь работы для меня? Только я не хочу в бюро. Я хочу в настоящий цех, чтобы работа так работа, настоящее «медвежье мясо», как в романах моего любимого Джека Лондона!
— Хорошо, — сказала мама и устроила меня в один из цехов, стоявший практически посреди чистого поля.
И вот я на пороге своего цеха. Распущенные роскошные в то время рыжие волосы под новой джинсовой панамкой и новая, защитного цвета рабочая «двойка» — штаны и куртка. Мужественный отказ от рабочих перчаток. Люди, с которыми мне предстояло провести какую-то часть своей жизни, взирали на меня с большим недоумением. Их недоумение стало мне понятным очень скоро: волосы норовили залезть в опасный станок, а руки очень скоро покрылись порезами.
В обеденный перерыв я вышла из рабочей комнаты в огромный цех со штабелями труб и железок и висящими на цепях крюками огромных кранов. Задумавшись, я взялась за один крюк и пошла потихоньку, собираясь его отпустить, как только сильно натянется цепь. Но она почему-то не спешила сильно натягиваться… И вдруг я услышала испуганный крик сверху:
— Эй, девчонка, куда кран потащила?!
Подняв голову, я увидела высунувшегося из кабины крана дядьку. В одной руке у него была колбаса, в другой — маленькая бутылочка: обедал человек :)
— Ой, простите, я не нарочно… — отпустив крюк, пробормотала я. Кран и в самом деле легко скользил за мной по рельсам.
После этого обитатели цеха стали относиться ко мне с осторожностью. Мало ли, какая суперсила дремлет внутри этого худого девчоночьего тела!
Но через неделю я валилась с ног. «Будь оно все неладно, вот ведь, бес попутал пойти на такую работу! Сидела бы себе в проектном бюро, так нет — «медвежатину» ей подавай», — думала я. На работу нужно было вставать каждое утро в 5.30, до цеха идти пешком через кладбище (что само по себе не веселое приключение темными зимними утрами). Руки не отмывались от всяких смазочных составов, и я носила перчатки везде, чтобы их скрыть.
А «медвежатина», оказывается, еще даже не началась.
Однажды утром, придя на работу, я не обнаружила людей. Совсем. Может, сегодня выходной, и я от усталости все перепутала? Сомнения мои прервала заглянувшая в дверной проем тетенька, с которой мы вместе работали (представителей женского пола вместе со мной в этом цехе было лишь двое).
— Вася пьяный пришел… Скорее уходи! — и она быстро скрылась за стеной.
«Ну и что, можно подумать, я пьяных в жизни не видела», — подумала я и села за свой станок. Тут железный стул, просвистев над моей головой, звонко ударился о стену. В дверном проеме возник Вася: небольшого роста худощавый мужичок лет пятидесяти со следами нелегкой жизни на индейском лице. Голову его венчала вязаная шапка набекрень. В руке была метровая труба. Вася и правда был сильно пьян и не менее сильно удивлен.
— Девчонка… ты почему не убегаешь?
— Зачем? — чувствуя, как душа моя барахтается где-то в пятках, задала я глупый с его точки зрения вопрос.
Этот вопрос совсем выбил его из решительной колеи. Подойдя ко мне, он опустился на стул и излил мне душу о своей трудной жизни, в которой никак нельзя не пить.
Остальные обитатели, убедившись, что опасность миновала, потихоньку вернулись на свои рабочие места. С тех пор к осторожности в отношении ко мне прибавилось какое-то негласное уважение и даже опаска: человек, который приручил пьяного Васю, вне всякого сомнения, обладает невиданной доселе силой.
О том, что все обитатели моего цеха были людьми «немного опасными», я продолжала узнавать практически каждый день. Было еще много происшествий, смешных и печальных. Постепенно мои отношения со всеми, кто работал в цехе, установились на уровне рабоче-приятельских, и мы иногда помогали друг другу.
«Медвежатина» наложила на мою внешность и характер свои следы. Волосы, туго затянутые в хвост, были надежно спрятаны под вылинявшую панамку. Руки были покрыты шрамами и свежими порезами. Рабочая одежда защитного цвета стала напоминать одежду солдата, постоянно бывающего на поле сражения. А на лице моем, наверное, было выражение свирепой решимости, выдававшей присутствие той самой «етитской силы». Потому что никто никогда не шел со мной на конфликт.
И вот «межсезонье» подошло к концу. Мне было пора начинать подготовку к экзаменам. Попрощавшись с цехом и его обитателями, я вышла под сияющее весеннее небо и отправилась дальше по жизни. Мне еще предстояло съесть много «настоящей медвежатины». Но эту, первую, я вспоминаю с большой благодарностью — она помогла мне начать «закаляться жизнью».