Недавняя дискуссия с одним очень умным человеком позволила сделать маленькое открытие. Речь в нашей дискуссии шла о том, в каком случае можно назвать то или иное учение философией. Люди ведь спорят: есть всем очевидные вещи, а есть очевидные не всем. Например, всем очевидно, что Сократ — философ. Но вот можно ли назвать философом, скажем, Николая Рериха, — вопрос для многих спорный.
Дальше — больше. Мы начинаем спорить о том, можно ли назвать философским то или иное учение. Спорим о том, есть ли философия, скажем, в христианстве? А в книгах Ричарда Баха? И, рассуждая таким образом, мы, как ни странно, все дальше и дальше уходим от самой сути вопроса.
Дело в том, что в книгах, в учениях не может быть философии по определению. Фило-софия, «любовь к мудрости», как ее назвал Пифагор, — это внутренняя способность человека. Книга не может ею обладать. Сократа все называют философом, но книг он не читал и не писал. Пифагор считал себя не мудрым, не «софосом», а любящим мудрость («фило-софосом»), и поэтому желающим мудростью обладать. Таким образом, любой человек, вслед за Пифагором осознающий свое несовершенство и стремящийся приобрести мудрость, чтобы стать лучше, — он уже философ.
Эту способность (фило-софию) можно развивать, улучшать, оттачивать. И тут как раз пригодятся книги и учения других философов. Но эти книги останутся бесполезными, если в человеке не пробуждена его собственная «фило-софия», его личная любовь к мудрости.
Таким образом, получается, что в учениях философии нет. Книги, учения, да вся жизнь в целом становятся для человека источником мудрости только тогда, когда он осознал свою собственную малость, свое несовершенство и искренне возжелал стать лучше. Когда философия пробудилась в нем самом.