Барабаш

  • Memento mori

    Memento mori

    Недавно я заметил, чем старше я становлюсь, тем меньше понимаю, что такое эта моя жизнь, и тем больше удивляюсь ей.

    Есть, наверное, только две по-настоящему вечные темы в нашей жизни: любовь и смерть. Но если первая тема как-то естественно входит в нашу жизнь, как правило, не вызывая вопросов “зачем это?”, то вторую мы принимаем с большим трудом. К ней вопросов очень много, большей частью, наверное, бессмысленных и бесполезных. Впрочем, есть среди них и те, которые позволяют очень глубоко переосмыслить нашу жизнь. В “свете” смерти яснее истинная ценность множества вещей нашей жизни. Из фургона “скорой”, из окна больничной палаты все видится глубже и острее. Дай нам Бог, конечно, еще долго не увидеть мир с “той” стороны, но задуматься об этом стоит.

    И мы попытаемся сделать это, опираясь на несколько полотен из Национального музея изящных искусств в Буэнос Айресе.

  • Михаил Врубель. «Демон сидящий»

    Михаил Врубель. «Демон сидящий»

    Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим.

    Александр Блок

     

    Сейчас много говорят о России XIX века, пытаются понять причины и суть произошедшего на стыке веков. Исследуют и анализируют экономические, политические и тому подобные процессы. Но есть, мне кажется, и другой путь поиска сути — обратиться не к экономическим, военным или политическим событиями той эпохи, а к искусству. Нет, не потому что причины происходящего — в искусстве, а потому что настоящие художники, писатели, одним словом — люди-философы способны почувствовать и выразить эту суть, своего рода душу истории, гораздо острее и ярче.

    Один из таких художников — Михаил Врубель, одна из таких картин — «Демон сидящий». Задуманная в 1885 и законченная в 1890 году, она начала «демоническую серию», продолжившуюся иллюстрациями к лермонтовскому «Демону», затем «Демоном летящим», «Демоном поверженным» и многими другими.

  • Сто оттенков восприятия прекрасного

    «Отчего ослепительна красота знаменитой Елены, из-за которой столько сражались, или женщин, подобных Афродите?.. Нас постоянно волнует форма... Красота волнует нас, когда проникает к нам в душу; но ведь глазами воспринимается лишь форма» (Плотин «Эннеады», V)

     

    Мы не всегда и не во всем считаем себя правыми — понимаем, что до истины нужно еще докопаться и для этого необходимо учиться. Но мы как-то естественно полагаем, что уж для суждения о красоте специальной подготовки не нужно. А все разногласия — лишь вопрос разницы вкусов. Но, возможно, дело не только в этом, и красота может поставить передо мной самим вопрос: кто я, судящий о ней?

    Век XIX противоречив во многих отношениях, в том числе и в живописи. На смену академизму приходит реализм, хвалимый и превозносимый (наверное, вполне заслуженно) в советское время, ибо обращается к очень актуальным и острым темы. Однако правда в одном вовсе не означает неправды в другом. Если реализм помогал увидеть существующее вокруг нас, то академизм, в каком-то смысле, — существующее внутри нас. Его обращенность к античности, к великим примерам и образцам древности так же органична и естественна для человека, как и сострадание к боли вокруг.

    Об одном из «академиков» и пойдет речь. Это Генрих Ипполитович Семирадский — польский и русский художник, ныне не очень популярный. Его репродукций нет в школьном учебнике по литературе, его картин не так уж и много в наших музеях. И все же те немногие, что есть, заслуживают внимания.