Ну что, как прошел день? На этот вопрос мы каждый раз отвечаем по-разному. Бывают дни очень насыщенные, когда вечером уже трудно вспомнить, что было утром. В такие дни кажется, что ты прожил целую неделю, а приятное чувство внутреннего удовлетворения хотя бы частично компенсирует физическую усталость. Но бывают и совершенно пустые дни, которые очень долго тянутся. А ты ждешь не дождешься, когда же, наконец, наступит вечер. И вот день закончен, а вспомнить особо и нечего: как прошел день? Да ничего, нормально… Бывает и так, что событий очень много, дел и работы предостаточно, а следа в душе все равно не остается: рутина. Такие дни мы предпочитаем не вспоминать.

А вспоминаем именно те, когда мы всеми фибрами души ощущали пульс Жизни. Да, было тяжело, да, возможно, в чем-то приходилось себя преодолевать, зато это было так здорово! Это сложно объяснить логически, но каждый из нас по своему собственному опыту хорошо знает это состояние «пойманной волны», жизни «на гребне», когда тело немножко стонет от напряжения, а душа поет от счастья. Такие дни запоминаются. Такие дни хочется продлить и повторить, но почему-то это не всегда получается. В чем секрет?

Лекция

Сегодняшняя тема — одна из тех, обсуждение которых может занять много времени, поскольку если бы мы создавали подлинную историю человека технологического, то должны были бы начать с этапа палеолита, когда человек, ударяя камнем о камень, получил первые сколы.

Потом эти инструменты начали шлифовать, обрабатывать их края, на них делали зазубрины, и наступила эпоха, называемая мезолитом, а вслед за ней — неолит. Позже, благодаря обнаружению метеоритов, человек столкнулся с металлами, он нашел золото, серебро и ртуть, применимую для создания сплавов, и эту эпоху назовут эпохой металлов.

Где живут идеиНезримо царствуя в сознании людей
Над спесью городов, над грозной их судьбиной,
Превыше горестей и радости невинной,
Парит летучий рой живительный идей.
Эмиль Верхарн

Мы часто говорим, особенно не задумываясь: «Мне в голову пришла интересная мысль» или «Кажется, у меня появилась идея». А что если задуматься и начать задавать себе «детские» вопросы? Ведь философия, как считал Аристотель, начинается с удивления.

Так откуда к нам приходят мысли, стихи, музыка? Почему они такие разные — иногда скучные и банальные, а иногда столь необычные, будто и не наши вовсе? Но чьи же тогда? И каждую ли мысль можно назвать идеей? Сколько вопросов сразу…

Давайте не будем спешить с ответами, а пока вспомним одну любопытную историю, случившуюся со знаменитым композитором Берлиозом.

Можно ли изменить судьбуРано или поздно этот вопрос задает себе каждый. Совершенно не обязательно верить в судьбу, быть религиозным человеком или философом, чтобы на собственном опыте ощутить наличие некой предопределенности в своей жизни и острое желание эту самую предопределенность каким-то образом преодолеть. Но возможно ли это?

Немного истории

Что сильнее: предопределенность в жизни человека или его свобода выбора? Этот вопрос задавали себе мудрецы разных времен и народов. Их размышления не повторяют друг друга, но настолько друг друга дополняют, что их уместно сравнить с фрагментами большого пазла: каждое из них интересно само по себе, но, будучи сложенными вместе, они позволяют приблизиться к целостному восприятию вопроса. Давайте сделаем небольшой исторический экскурс и посмотрим, как в разных традициях понималась судьба.

Я знаю, что ничего не знаюЭта довольно известная и парадоксальная фраза заставляла задумываться многие поколения. Почему же человек снова и снова к ней возвращается? Давайте попробуем поразмышлять.

Начнем с контекста. Сократа, которому фраза, собственно, и принадлежит, однажды просто наповал сразило известие о том, что Дельфийский оракул назвал его мудрейшим из людей. И Сократ начал размышлять, почему же так было сказано и что это значит. Если верить ученику Сократа Платону («Апология Сократа»), Сократ решил найти человека более мудрого. Он обратился к видному государственному деятелю, но увидел, что тот не так мудр, как кажется: «Мы с ним, пожалуй, оба ничего в совершенстве не знаем, но он, не зная, думает, что что-то знает, а я коли уж не знаю, то и не думаю, что знаю». После Сократ пошел к поэтам, а потом к ремесленникам, и выяснилось, что все они тоже убеждены в своей мудрости. Да, они разбирались в своем ремесле, но вследствие этого считали себя самыми мудрыми и относительно «прочего, самого важного».

«Человек есть мера всех вещей». Эта фраза многим известна, но ее продолжение, думаю, знакомо далеко не каждому. Еще в V веке до н.э. софист Протагор подарил ее эллинам, Платон увековечил ее в своем произведении «Теэтет», так она дошла и до нас с вами.

Давайте вспомним, как эта фраза звучит полностью, и поразмышляем над ней: «Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют» (Платон, «Теэтет», 152а).

Да, человек познает мир, измеряя все относительно себя (большое, маленькое, быстрое или медленное), и это естественно — мы все соизмеряем с собой, своим мнением, пониманием.

Лето входит в свои права, и самое время задуматься о планах на будущий год. Хочется так много, а времени так мало… И в голове снова и снова крутится вопрос: «Как же быть со временем?»

Я рада, что на встрече с Еленой Сикирич, президентом Культурной ассоциации «Новый Акрополь», моим учителем, кто-то задал этот вопрос и прозвучали важные для меня подсказки.

Миф и философияВо Вселенной — как во внешней, той, что нас окружает, так и во внутреннем мире — все взаимосвязано, голографично, все ускользает от привычной логики и линейного образа мышления, которые дробят мир на части и, исследуя одну проблему, забывают, что предмет исследования неотделим от жизни в целом и является лишь одной из ее граней.

Поскольку невозможно приспособить реальность к нашему образу мышления, необходимо наше мышление приспособить к реальности.

Понимание того, что целое присутствует в каждой своей части и каждая часть есть некоторый, может быть неполный, образ целого, ведет к многостороннему подходу, исследованию объекта со всех сторон, к постепенному приближению к объекту и слиянию с ним.

Из этого слияния рождаются символические структуры, выражающие глубокую, многогранную сущность вещей и парадоксальную природу жизни, где нечто есть не только А, но и Б и где одна вещь имеет множество значений, поскольку одновременно принадлежит различным планам существования.

 

Джордано БруноГрядут новые времена. На пороге третьего тысячелетия и новой, рождающейся Эры Водолея иногда создается такое впечатление, что зло, выпущенное из ящика Пандоры, обрело уже такую силу и плоть, что сражаться с ним становится невозможно. В душе многих возникает тревожный вопрос: «Возможно ли вообще когда-нибудь освободить из ящика Пандоры надежду, или она так и останется вечным пленником, радость встречи с которым не дана ни нам, ни будущим поколениям?» Современный мир переживает ныне тяжелую пору. Мы становимся свидетелями глубокого социального и духовного кризиса, политического и человеческого лицемерия, невежества и безысходности, царящих в душах людей, которые утратили самих себя, собственные жизненные критерии и смысл существования. Серьезной почвой для размышления являются наставления древнеегипетского мудреца, произнесенные уже две тысячи лет тому назад, но не потерявшие актуальности и для нас сегодня:
«...Поймите смысл слов того, кто находится на пороге смерти. Пусть каждый человек сделает все, что в его силах, чтобы его любили. Да будут справедливы и истинны все ваши слова.
Обращаюсь к вам от всего сердца, о грядущие поколения, и надеюсь, что вы откликнетесь. Знайте, что одинокое сердце не должно молчать, ибо оно понимает, что груз, создавшийся впоследствии, нужно будет унести с собою в мир иной, выложить на весы Судьбы и ответить за него...» (Речение Ипусера. Египет, около 2000 г. до н. э.)
«Знайте, что одинокое сердце не должно молчать...» В эпоху, когда многие по невежеству, бездарности или трусости дрожали за собственную жизнь, сердце гения Возрождения, великого ученого, философа, мистика и поэта Джордано Бруно заговорило в его книге «О героическом энтузиазме». Прошли века с того момента, когда на восходе солнца 17 февраля 1600 года на Кампо ди Фьори в Риме, «проявляя милосердие и избегая пролития крови», инквизиция совершила еще одно преступление. Джордано Бруно был живым сожжен на костре... Убили его, перед смертью еще и язык вырвали, на всякий случай... но душу Титана не могли заставить замолчать. «Я же не считаю, что меня что-либо может связать, так как убежден, что не хватило бы никаких веревок и сетей, которые смогли бы меня опутать какими бы то ни было узами, даже если бы с ними, так сказать, пришла сама смерть. Равно не считаю я себя и холодным, так как для охлаждения моего жара, думается, не хватило бы снегов Кавказских или Рифейских гор», — так начинается рукопись «О героическом энтузиазме» Джордано Бруно.

Пер ГюнтЕвропа середины XIX века. Помимо всех грандиозных событий в политической, экономической и тому подобной жизни что­-то очень значительное происходит во внутренней жизни людей — менее заметное, но более важное, так как именно оно впоследствии определит судьбу Европы и всего мира. Как будто гигантский маховик истории пришел в движение внутри наших душ, начав новый свой поворот, разрушая то, что казалось незыблемым. Снова стали актуальными вечные вопросы о природе человека, о его месте и роли в мире, о предназначении. Тогда немногие это осознавали, в основном это были художники, поэты, писатели, философы. Их главная заслуга, наверное, не только в попытке ответить на эти вопросы, а в том, что они сформулировали эти вопросы для нас.

В первой половине XIX века датский философ Сёрен Кьеркегор пишет о кризисе человека, утратившего свои идеалы. Его идеи — зерна будущей экзистенциальной философии, один из основных вопросов которой — реальность человека, его положение и его перспективы в мире. Эти же вопросы волнуют Ибсена, которые он ставит в своих пьесах. Одной из постоянных его тем является конфликт между прошлым и настоящим. В «Кесаре и Галилеянине», «Бранде», «Пер Гюнте» Ибсен поднимается до глобальных исторических проблем — смерти старых идеалов и поиске новых, который приводит порой к крайностям. Мы прикоснемся только к одной из этих пьес — «Пер Гюнту», написанной в 1867 году, два года спустя после выхода «Бранда» (их герои полностью противоположны друг другу, как будто Ибсен исследовал различные способы реакции на кризис).