Его называли властителем молний и королем физиков. А он всю жизнь оставался скромным, читал лекции для детей и верил в великие тайны Природы и Бога. Майкл Фарадей, искатель невидимых превращений.

Судьба дала ему шанс. Но его еще нужно было узнать, разглядеть, почувствовать. И он разглядел. Он был смышленый, этот 13-летний мальчишка Майкл Фарадей, сын кузнеца и ученик переплетчика в лондонской книжной лавке француза-эмигранта Рибо. Он исправно выполнял свое дело — переплетал книги. Но куда с большим удовольствием он их читал! Читал все, что попадалось под руку: об извержениях вулканов и землетрясениях, о паровой машине Уатта.

 

Из книг он узнал имена Ньютона, Галилея, Коперника, Леонардо да Винчи. Но его особое внимание привлекли статьи по электричеству в «Британской энциклопедии» и три маленьких тома «Химических бесед» госпожи Марсе. Майкл начал ставить свои первые домашние опыты: надо же было проверить изложенные в книгах факты.

Уже тогда он ступил на свою стезю.

Десять лет провел Фарадей в книжной лавке Рибо. Да, он был самоучка, но начитанный, смышленый и устремленный в будущее. Самое время было судьбе сделать новый поворот.

«Так случилось, — вспоминал Фарадей, — что один джентльмен, член Королевского института, взял меня послушать лекции сэра Хамфри Дэви на Альбемарл стрит. Я сделал записи и позже переписал их в книжку. Желание уйти из торговли, которую я считал порочным и эгоистичным занятием, и посвятить себя служению науке, которая, как я представлял себе, делала своих последователей добрыми и свободными, заставило меня, наконец, сделать смелый и прямой шаг: написать письмо сэру Дэви».

Фарадей послал знаменитому химику свои тщательные конспекты прослушанных лекций в изящном кожаном переплете. До сих пор этот том хранится в Королевском институте с автографом юного Фарадея: «Пусть эта книга будет проявлением моей искренней радости и дорогой памятью о чудесных лекциях Дэви».

И случилось чудо — простой переплетчик попал в таинственный храм науки. Дэви взял Майкла Фарадея своим секретарем. Принимая на работу, отметил «его характер активный и бодрый, а образ действий разумный» и вскоре предложил Майклу сопровождать его в путешествии по странам Европы.

Дэви, выходцу из небогатой семьи, приятно льстило покровительствовать сыну кузнеца. О нет, он отнюдь не был демократом, и в путешествии четко соблюдались границы их близости: Майкл — лаборант, секретарь, даже слуга. Леди Дэви требовала, чтобы он прогуливал ее мопса, и однажды в Швейцарии отказалась сесть за один стол с Фарадеем. Если бы знала чопорная и капризная шотландка, что потомки будут вспоминать ее только благодаря этому молчаливому юноше, заботившемуся о походной лаборатории ее мужа!

За границей Дэви знакомился со всем новым, что было достигнуто в области химии. Он повторял наиболее ценные опыты и проверял научные выводы. Фарадей помогал ему. Слушал, впитывал, запоминал. Химические опыты чередовались с путешествиями. Париж, Флоренция, встречи с Ампером и Гей-Люссаком, альпийские перевалы, древние Помпеи и кратер Везувия — все это стало для Майкла огромной лабораторией, в которой мозг его был непрестанно погружен в сопоставления, сравнения, подсчеты. Даже любуясь Колизеем, он измерил шагами его окружность и определил высоту. Из застенчивого юноши он превращался в пытливого наблюдателя. Нет, не превращался — просто утверждался в своем призвании.

В это время Фарадей сформулировал свое кредо: «Наблюдать, изучать и работать». Кредо, которому он следовал всю свою жизнь.

Вернувшись на родину, Майкл погрузился в работу. «Чем больше у меня дела, тем больше я учусь», — писал он другу.

Его имя уже было на устах членов Королевского общества. Публичные лекции по физике и химии, научные работы, опыты, эксперименты. Фарадей стоял на пороге своих главных научных открытий, которые изменят мир.

Ему предстояло стать настоящим отцом электричества. Каждый раз, когда мы слушаем радио, включаем дома свет — да что там перечислять!.. До тех пор пока люди пользуются благами электричества, они всегда будут с благодарностью вспоминать имя Фарадея.

Он творил чудеса, проникая в область невидимого. Явления электромагнитной индукции, законы электролиза, исследования натурального каучука, жидкий хлор, первая динамо-машина, трансформатор, электромотор, учение о магнитном поле…

И он был настоящим первопроходцем. Как остроумно заметил Гельмгольц, во времена, когда еще не был открыт закон Ома, почти не существовало электроизмерительных приборов, а наличие тока в цепи проверяли искоркой и даже... на вкус, немного проволоки, несколько кусков дерева и железа дали Фарадею возможность открыть для нас новую эпоху в области физики!

Нет, небо над ним не было всегда безоблачным. Ему не верили, завидовали, обвиняли в том, что он ворует чужие научные идеи.

Но Фарадей был честен и чист. Он просто с детства привык все перепроверять на собственном опыте, видел дальше, шел дальше тогда, когда останавливались, оставив надежды на успех, другие.

И радовался, как ребенок, выстраданным, иногда годами, успехам. Однажды брат Сары Барнар, жены Фарадея, присутствовал на удачном эксперименте в лаборатории. «Ты видишь, ты видишь, ты видишь, Джордж!» — взволнованно восклицал ученый. «Никогда, — вспоминал потом Джордж Барнар, — не забуду я энтузиазма, сиявшего на его лице, и эти счастливые глаза».

Каким он был, Майкл Фарадей? Французский ученый, академик Дюма писал о нем: «Фарадей был среднего роста, жив, весел, глаз всегда наготове, движения быстры и уверенны; ловкость в искусстве экспериментирования невероятная. Точен, аккуратен, весь — преданность долгу... Он жил в своей лаборатории, среди своих инструментов: он отправлялся в нее утром и уходил вечером с точностью купца, проводящего день в своей конторе. Всю свою жизнь Фарадей посвятил все новым и новым опытам, находя, что легче заставить говорить природу, чем ее разгадать».

Его трогала природа. Он часто гулял в парке. Ему нравилось провожать закат солнца в деревне, наблюдать за бурей на морском берегу и любоваться альпийскими туманами.

Еще он любил театр и литературу. С удовольствием читал вслух Шекспира и Байрона, вел переписку с Диккенсом.

В кармане Фарадей многие годы носил магнит, который напоминал ему, что рано или поздно он должен, как записал однажды в своем дневнике, «превратить магнетизм в электричество».

И он умел осуществлять мечты.

Как много было пройдено за эту жизнь! Своей рукой Фарадей переплел увесистый том полученных за многие годы дипломов. Почетный член 72 научных обществ и академий всего мира был по-прежнему скромен и прост. Скромный труженик науки.

Он читал каждую неделю проповеди в церковном здании на улице Святого Павла, поражая всех своим глубоким знанием и пониманием Священного писания. Фарадей говорил о тайнах бытия, о Боге. Говорил доступно и ясно. Друзья-ученые Фарадея тоже часто приходили послушать его. Прикоснуться к другой грани этого человека, столь почитавшегося в научных кругах.

Все быстрее бежали годы. Все меньше оставалось до конца отпущенного срока. Фарадей писал: «Мои земные силы слабеют изо дня в день. И наше счастье в том, что истинное благо — не в них. По мере того как наши силы тают, пусть они сделают нас похожими на маленьких детей, которые доверяют себя Отцу милосердия, принимая Его невыразимый дар. Я преклоняюсь перед Тем, Кто есть Господь всего».

Тяжелый недуг поразил ученого в последние годы жизни, принеся душевные страдания. Фарадей начал терять память. Он еще читал лекции и занимался в лабораториях, но...

«Шесть недель работы для того, чтобы получить эти результаты... — читаем строки из его дневника. — Самое скверное — что, проглядывая свои старые заметки, я обнаружил, что все эти результаты уже были получены мною еще восемь или девять месяцев назад. Я совершенно про них забыл».

Фарадей покинул институт, много отдыхал, подолгу путешествовал, но темнота забвения окутывала его все больше и больше. Новое признание в письме: «Я забываю, какими буквами изобразить то или иное слово на бумаге...»

12 марта 1862 года он записал свой последний опыт. Под номером 16 041.

Со временем он был вынужден отказаться от переписки с друзьями: «Снова и снова рву я свои письма, потому что пишу ерунду. Я не могу уже плавно писать и проводить линии. Смогу ли я преодолеть этот беспорядок? Не знаю. Больше писать не буду. Моя любовь с Вами».

Последним, от чего он отказался, были публичные лекции, которые Фарадей многие годы читал детям.

Летом 1867 года один из друзей навестил 76-летнего старика.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Я жду, — с улыбкой ответил Фарадей.

Последние мгновения жизни Майкл Фарадей провел в своем рабочем кресле. Глядя из окна кабинета на осеннюю зелень и детей, играющих у ручья.

Публичные лекции о физике и химии для детей в Лондонском королевском институте читают и по сей день. Там, где их читал Фарадей. Среди лекторов — самые известные ученые Великобритании и всего мира. Вместе с детьми их с удовольствием слушают и взрослые.

И здесь часто вспоминают чудом сохранившиеся лекции Фарадея о «Химической истории свечи». Всего их было шесть, идеальный образец возможной доступности научного языка, простоты и ораторского искусства.

А завершали цикл вот эти слова: «В заключение — а рано или поздно конец нашим беседам должен быть — я могу только выразить вам свое пожелание, чтобы вы могли с честью выдержать сравнение со свечой, то есть могли бы быть светочем для окружающих, и чтобы во всех ваших действиях вы подражали красоте пламени, честно и эффективно выполняя свой долг перед человечеством».