Задалась вопросом: почему я многое не успеваю? Ответ пришёл довольно неожиданный. Понятно, что есть очевидные вещи, например, слишком много запланировала или проспала. Но ещё дело в «залипании».

В дзен-буддизме это называется, если я не ошибаюсь, остановкой ума: ум вместо того, чтобы переходить с одной вещи на другую, с одного дела на другое, на каждом застревает. Это касается и эмоциональных состояний. Мне показалось, что одна из причин этого — слишком эмоциональное восприятие событий и дел.

Опять возвращаемся к стоическим идеям и советам: воспитание в себе внутреннего равновесия и спокойствия, меньше переживать там, где это не нужно, легче относиться к событиям, легче переходить от одного дела к другому. Иначе становишься похож на путника, идущего по зыбкому песку, завязая на каждом шагу.

Слушал сегодня по радио загадочную историю о телепортации у муравьев атта и нашел сейчас соответствующую статью. Очень любопытно, советую почитать.

Матки атта — это гигантские женские особи, которые только едят и размножаются. Будучи ещё небольшого размера, они улетают из своего родного города, совокупляются, спускаются на землю, вкапываются в неё и основывают новый город. Когда матка произвела на свет плеяду рабочих муравьёв, те начинают ухаживать за ней, а она тем временем вырастает до чудовищных размеров и увеличивает производительность своего «конвейера» яиц. Для защиты матки рабочие муравьи сооружают бетонную камеру, настолько прочную, что разрушить её можно только при помощи тяжёлого лома. Камера полностью окружает матку, и только в самой нижней её части есть ряд небольших отверстий для входа и выхода подносчиков пищи, каналы для вывода экскрементов и прохода «акушерок», следящих за яйцами, а также жёлоб для яиц. Часто эти камеры достигают величины кокосового ореха, хотя они слегка сплюснуты и чуть удлинены, а толщина стенок может составлять три дюйма. Подходы к этим камерам в некоторых городах также бетонные.

У каждого своя музыка для жизни. И у меня есть.

Моя «неразборчивость» идет со мной по жизни. В музыке — как и в фильмах — я не стараюсь найти что-то для себя, оно само находит меня. Бесполезно говорить мне о сочетании нот, о каких-то невероятных «ходах» и соло, об игре актеров, о задумках режиссеров... Ценно лишь то, что «зацепляет», и оно бывает очень странным, я не могу объяснить это никому.

Но есть еще музыка, которую люблю. Она создает перед внутренним взором моим картины, которые хочу видеть в жизни или когда-то видела, — и они навек со мной. Звучит музыка — и отступает беспокойство, невзгоды уменьшаются так, как если бы бинокль повернуть обратной стороной и смотреть на них так. Она, как во сне, делает так, что все родное, обнимающее душу, со мной. До слез или неудержимого смеха счастья. Эта нить, протянутая между моим сердцем и моей мечтой, передает мне ее звон и трепет.

Meu Fado Meu однажды спасла меня. Я люблю ее с тех пор. Песня говорит мне: не плачь, все будет хорошо!

Москва, станция метро «Площадь Революции». За те две минуты, что я жду поезда возле скульптуры пограничника с собакой — кто её не знает! — человек шесть потерли бронзовый нос. Хрупкой старушке в платке пришлось приподняться на цыпочки, чтобы дотянуться. Девочка-студентка на ходу привычным движением мазнула по блестящей морде. Средних лет мужчина в хорошем пальто, чуть оглянувшись — не сочтут ли дураком? — дотронулся как бы невзначай до холодного металла...

Такую картину я наблюдаю уже лет сорок, с самого детства. В советское время это был своеобразный протест против вымученного официоза. Ну а теперь-то? Предрассудок? Наверное. А может быть, неосознанная тяга к чему-то чудесному, детская вера в то, что в жизни есть нечто помимо понятного, привычного, обыденного? Или надежда на то, что существует какой-то Смысл, Закон кроме смысла зарабатывания денег и закона выживания? И смешной ритуал потирания носа становится для человека порталом в большую, настоящую Жизнь, где всё имеет свое предназначение, и он сам в том числе...

Тут подошёл мой поезд, но в вагоне я продолжала думать про собаку. Вернее, собак — их на станции четыре, симметрично. И носы натерты до блеска у всех.

Я вдруг спохватилась, что сама давно собачий нос не тру. Почему? Наверное, потому, что у меня появились свои маленькие ритуалы, соединяющие меня с чем-то более значительным и более мудрым, чем я.

У нас в городе есть люди, общаться с которыми хочется далеко не каждому. Вчера на дороге к дому я встретила человека. Он, наверное, постоянно пьет, и недавно его сильно били. Время было ночное, и его лицо, выхваченное из тьмы светом фонаря, сначала даже испугало меня — оно было черным от синяков...

Я всегда думаю о том, как живется таким людям. О чем они думают, чего хотят. Как случилось, что их жизнь стала такой. Мне не жаль их. Я просто не могу отвязаться от мыслей о том, как помочь тем, кто не просит помощи. Тем, кто не хочет помощи. Тем, кто не молится о лучшей судьбе, не строит планов, не мечтает ни о чем. Перед ними как будто завеса тьмы. А я хочу, чтобы в глаза им ударил яркий свет.

Кто я, чтобы решать, что лучше для людей, что им нужно, как им жить? Я лучше них, добрее, мудрее? У меня просто лучшая судьба, наверное, заслуженная.

Но иногда я ощущаю себя богом. Потому что по сравнению с жизнью этих людей я живу в раю. Глупым богом, потому что хочу помочь там, где не могу. Тщеславным и жестоким богом, потому что, потеряв терпение и сворачивая мысленно с философского своего пути, хочу вести людей к счастью стройными рядами и железною рукой.

Я хотела бы стать богом, чтобы сделать сразу всех людей счастливыми. Но такое не под силу даже богам.

Недавно на лекции заговорили о свободе. Популярная, но очень непростая тема, как впрочем, все оказывается непростым, стоит лишь поглубже задуматься. Раньше я думал, свобода — независимость, безграничные возможности, цель стремлений и усилий. Может быть, так понятнее куда идти — преодолевай зависимости, отбрасывай то, что тебя связывает и т.п. Свобода связана с выбором — это очевидно, но теперь я понимаю, что существует она только до выбора, и только для того, чтобы отказаться от нее, ведь любой выбор — это в каком-то смысле отказ от свободы. Свобода — это возможность, которая реализуется в выборе и взятой на себя ответственности. Она обретает смысл, только если мы эту возможность реализуем. Пытаясь хранить и лелеять свою свободу, я теряю ее бессмысленно.

Имея разум и сознание, я всегда вынужден выбирать, то есть отказываться от свободы, именно поэтому я свободен. Вопрос, стало быть, не в стремлении к свободе как самоцели, а в выборе, с чем себя связать. Я могу связать себя с чем-то поверхностным и мелким — своим раздражением, ленью, слабостью, могу с более глубоким и сильным — идеями, моральными принципами, то есть с внутренним, с разумом и Волей. Наверное, это имел в виду Кант, говоря о категорическом императиве и автономии воли.

Иногда, находясь на улице в людном месте, я представляю весь этот мир без меня. Как будто меня здесь нет, но я могу все видеть и слышать, а жизнь идет вокруг меня своим чередом. Когда нет меня, нет и моих мыслей, эмоций и чувств, ни одной личной реакции. Тогда неожиданно и ярко открывается каждое действо, каждый звук, свет, запах, предметы приобретают свой характер. Жизнь идет, спешат куда-то люди, каждый со своими заботами и проблемами, а меня нет. Я слушаю и смотрю.

Такое же упражнение я стараюсь делать, разговаривая с кем-нибудь. Как мы говорим обычно друг с другом? В голове у нас куча своих мыслей, потребность, чтобы нас самих услышали и поняли, и слова другого человека не так важны нам сами по себе, как с нашей оценочной позиции.

Сегодня международный день Философии. В этот год нахлынули воспоминания и припоминания, как начался мой роман с Философией. Хочу поделиться притчей, которая сопровождает меня уже долгие годы:

Я иду по дороге. 
Впереди глубокая яма.
Я падаю в нее.
Я в растерянности и чувствую свою беспомощность.
Но это не моя вина.
Мне требуется вечность, чтобы выбраться из ямы.

У каждого из нас дни рождения друзей — красные даты календаря. И для меня даты моих любимых писателей и поэтов — тоже дело святое. Сегодня такой день — день рождения Астрид Линдгрен.

Не буду перечислять все книги, которые люблю. Напишу лишь об одной, которая в прошлом году меня захватила и не отпускала, пока не прочла. А потом ещё месяца три, я советовала всем, с кем только заходила речь о книгах — ее непременно приобрести. Называется она «Ваши письма я храню под матрасом».

Фрагменты книги Астрид Линдгрен

Уверенность в завтрашнем дне... Говорят, с каждым годом ее все меньше у людей — слишком нестабильны обстановка в мире, экологическая ситуация, сами люди. Меня недавно спросили: «Как ты думаешь, доживут ли до старости наши дети»? Я честно ответила: я не знаю. Я надеюсь.

Говорят, что надеяться — все равно, что ждать у моря погоды. Нужно верить. Вера сильнее. Вера — это уверенность, а надежда — это «авось». Но я думаю, что надежда — сродни беспокойному и трепетному терпению, готовности ко всему и молчаливой просьбе. И она нужна людям не меньше, чем вера.