«Человек есть мера всех вещей». Эта фраза многим известна, но ее продолжение, думаю, знакомо далеко не каждому. Еще в V веке до н.э. софист Протагор подарил ее эллинам, Платон увековечил ее в своем произведении «Теэтет», так она дошла и до нас с вами.
Давайте вспомним, как эта фраза звучит полностью, и поразмышляем над ней: «Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют» (Платон, «Теэтет», 152а).
Да, человек познает мир, измеряя все относительно себя (большое, маленькое, быстрое или медленное), и это естественно — мы все соизмеряем с собой, своим мнением, пониманием.
Пока мы с вами размышляем в категориях ощущений и эмоций — холодно или жарко, интересно или нет, нравится или не нравится — безусловно, мы будем сталкиваться с бесконечным множеством мнений. И, как говорится, сколько людей, столько и мнений. Например, стоит заговорить о погоде или климате, о недавно увиденном фильме или прочитанной книге, о человеке, событии или месте, в котором вы побывали, — и тут мы встречаемся с бесконечным разнообразием всевозможных мнений и «экспертных оценок», как нельзя лучше иллюстрирующих, что сказанное 2500 лет назад не потеряло своей актуальности и в XXI веке. Каждый считает свою точку зрения «истиной в последней инстанции».
Почему же так происходит? У каждого из нас своя шкала измерений (свой Фаренгейт и Цельсий), когда речь идет о понятиях и категориях, которые сложно выразить количественно. Как измерить глубину содержания? Красоту произведения искусства? Как измерить щедрость или великодушие? А справедливость или человечность? Для мира вещей придумали килограммы, литры, футы, мили, штуки. А вот как ввести «абсолютный ноль» для категорий нашего внутреннего мира, для этических понятий? Мы же не говорим: «У меня сегодня доброты на +5, а у моего друга сегодня щедрости на 10 ниже нуля». Это внутреннее «измерение» влечет следующий непростой вопрос: относительно чего меряем? Существуют ли абсолютные категории Справедливости, Красоты, Доброты и так далее?
Здесь начинается самое сложное и самое интересное. Мы с вами входим в пространство философии. Конечно, об этом размышляло не одно поколение философов и оставило своим современникам и потомкам (то есть нам) даже письменные труды! В ответ на слова Протагора Сократ говорит о существовании Истины вне зависимости от человека и его представлений об этом, а Платон представляет учение об Идеях, являющихся причиной всего мира вещей.
Но если допустить существование абсолютных категорий в мире идей и этических понятий, то это будет подобно законам физики. Закон тяготения или закон гравитации существует вне зависимости от того, нравится он нам или нет, знаем мы о нем или нет, существует в нашей голове такое понятие или нет, — мы все испытываем его воздействие. А электричество и магнетизм существовали задолго до их официального открытия в мире науки, не правда ли? В момент открытия закона находится тот, кто формулирует причинно-следственную связь (то есть формулу), как этот закон работает.
По этой аналогии мы можем предположить, что в мире ценностей, этических категорий существуют свои неизменные законы и свои «формулы» причинно-следственных связей. Их-то мы и открываем всю жизнь эмпирическим, опытным путем. От личных опытов и экспериментов мы переходим к поиску ориентиров, поиску созвучных людей, идей, учений, не только размышляя над категориями добра и зла, но и постоянно выбирая. Иногда мы пытаемся перевести эти категории в квадратные метры или рубли, иногда — в килограммы или километры, но жизнь, как правило, дает нам понять, что категории ценностей — из другой «шкалы»… Философия оставляет нам ориентиры и размышления об открытых универсальных законах нашего внутреннего мира. Именно поэтому философия родилась как постоянный поиск Истины, которая всегда будет сокрыта от нас, но именно путь к ней и пробуждает в нас философа, а значит того, кто не считает свое мнение «истиной в последней инстанции».
Если в нашей жизни появятся достойные ориентиры, то внутри нас начнет вырастать шкала скромности по Сократу, идеализма по Платону, великодушия по Марку Аврелию… Продолжите, и вы увидите, как преобразится ваша «мера всех вещей».
Дополнительно
— Итак, не говорит ли он как-то таким образом, что какою каждая (вещь) кажется мне, такова она есть для меня, и какою тебе, такова она для тебя, ты же и я человек?.. Разве не бывает иногда, что при дуновении того же самого ветра один из нас зябнет, другой нет? и один слегка, а другой сильно?
— Конечно.
— Итак, в этом случае ветер сам по себе назовем ли мы холодным или не холодным, или поверим Протагору, что для зябнувшего он холоден, для не зябнувшего не холоден?
— Кажется, что так.
— Следовательно, и является (это) каждому из них таким образом?
— Да.
— «Является» же (это) значит «ощущается».
— Правильно.
— Итак, явление и ощущение тождественно, и в теплом и во всем тому подобном. И в самом деле, каковы ощущения у каждого, таковы для каждого и существующие (вещи).
Платон, «Теэтет»
***
Рассказывают, что один афинянин пришел к пифии и спросил: «Кто самый мудрый в Афинах?» «Сократ», — ответила пифия.
Афинянин принес эту весть Сократу, и философ очень удивился. Несколько дней Сократ обдумывал ответ пифии и пришел к такому выводу: «Я знаю, что ничего не знаю, но остальные не знают даже этого».
***
Когда римский император-философ Марк Аврелий узнал о предательстве Авидия Кассия, своего сподвижника, он остался спокоен и не поддался чувству гнева или мести. Он знал о чрезмерных амбициях генерала и писал своему сводному брату и соправителю Луцию Веру: «Я прочитал твое письмо, в котором больше беспокойства, нежели императорского достоинства... Если Кассию суждено стать императором, то мы не сможем убить его... если же не суждено, то без жестокости с нашей стороны он сам попадется в сети, расставленные ему судьбой... Не так плохо мы почитали богов, и не так плохо мы жили, чтобы он мог победить»…
Получив перехваченные письма, адресованные Кассием к заговорщикам, Марк Аврелий, не читая, прикажет их сжечь, чтобы «не узнать имен своих врагов и не возненавидеть их непроизвольно».
Мятеж длился три месяца и шесть дней. Авидий Кассий был убит одним из своих сообщников. Император дал полную амнистию его сторонникам. Многим тогда казалась, что подобная мягкость граничит со слабостью. Но как далеки они были от истины!