О том, что францисканский монах Вильгельм Баскервильский и его юный ученик Адсон, герои романа Эко «Имя розы», — прозрачный намек на Шерлока Холмса и доктора Ватсона, я узнала, уже прочитав книгу, из послесловия Лотмана. «Первый, наиболее доступный пласт смыслов, который может быть "считан" с текстовой поверхности романа, — детективный» — для меня, не любящей детективов и не читавшей Конан Дойля, оказался недоступен. Впрочем, к роману, насыщенному цитатами и аллюзиями, так и так хотелось вернутьсяѕ Но речь сейчас о другом — о том, что может рассказать имя литературного персонажа.
Известный факт — писатели (оговорюсь сразу: хорошие) долго и тщательно подбирают имена для своих героев, обращая внимание и на звучание, и на значение конечно.
Имя не только называет героя, но и характеризует его, становится первым признаком образа. На поверхности смысла такая характеристика лежит в «говорящем» имени-фамилии, особенно часто встречающихся в комедиях и сатирических произведениях. Помните — Скотинин, Молчалин, Скалозуб, Ляпкин-Тяпкин, Сквозник-Дмухановский... Да, эта фамилия тоже «говорящая»: оказывается, сквозник, по Далю, «хитрый пройдоха», а дмухаты по-украински означает «надувать», получается, городничий из «Ревизора» — вдвойне мошенник, и двойная фамилия усиливает комический эффект.
Но это вариант очевидный, намного интереснее ассоциативные связи, благодаря которым слово-имя вплетается в ткань романа. Такое имя может начать «действовать» раньше персонажа, открывая важную грань его личности заранее, до того, как читатель с ним познакомится. Так, в «Братьях Карамазовых» легенда об Алексее Божьем человеке возникает до появления Алексея Карамазова — связь очевидна: Алеша — «божий человек», тщетно пытающийся предотвратить (Алексей в переводе с греческого «предотвращающий») трагедии, подстерегающие его близких.
Нейтральное на первый взгляд имя, если внимательно присмотреться к нему, многое скажет и об отношении к герою автора. Так, если Алексея Карамазова Достоевский, как правило, называет уменьшительным Алеша, подчеркивая свою симпатию к нему и одновременно его юность, неопытность, то Ивана Карамазова — Иваном Федоровичем. Такая форма имени необычна (среднему из братьев всего 23 года), но нужна писателю, чтобы дистанцироваться от героя, чьи идеи ему чужды: роман «Братья Карамазовы» называют ответом Достоевского на теорию Ивана.
Любопытное наблюдение принадлежит Виктору Гюго, который восхищался именем Сюзанна из «Женитьбы Фигаро» Пьера Бомарше, — так оно «умно придумано», так «удачно выбрано». У этого имени три формы: Сюзанна, Сюзетта и Сюзон. И каждое из трех — отдельный характер, новое действующее лицо: «Сюзанна — это красавица с лебединой шеейѕ с чертами субретки и вместе с тем — повелительницы — восхитительное создание, стоящее на пороге жизни!.. Сюзетта — это хорошенькая шалунья, которая появляется и убегает, которая слушает и ждетѕ это невеста в белой косынке, наивность, полная ума, полная любопытства. Сюзон — это доброе дитя с открытым взглядом и прямою речьюѕ Сюзетта вздыхает, Сюзанна улыбается, Сюзон громко хохочет. Сюзетта очаровательна, Сюзанна обаятельна, Сюзон аппетитна. Сюзетта приближается к ангелу, Сюзон — к дьяволу, Сюзанна находится между нимиѕ В этой женщине — три женщины, и в этих трех женщинах — вся женщинаѕ Когда Бомарше-поэт хочет вызвать одну из этих трех женщинѕ он прибегает к одному из этих трех имен, иѕ красивая девушка преображается на глазах зрителейѕ Вот что значит имя, удачно выбранное».
Нередко в литературе появляются и герои без имени. В одной из пьес Эжена Ионеско главные герои — Он и Она. Семнадцать лет нелепых, ненужных споров, взаимных обвинений и обид превратили их жизнь в «бред вдвоем» (название драмы), и они настолько замкнулись друг на друга, что даже не замечают, как вокруг рушится мир. Ионеско не дал им имен: слишком «безлики» они стали, потеряли свои индивидуальные черты. А может быть, пытался предостеречь, что такая пара не исключение...
Есть имена, которые выводят читателя за границы одного произведения в огромный мир литературы, где одна книга отсылает к другой, та, в свою очередь, ссылается на третью, и так до бесконечности. Яркий пример имени-цитаты приведен в самом начале, а вот еще один — не цитата даже, а намек, рассчитанный на ценителя и знатока. Героине своего романа «Доктор Живаго» Пастернак дал имя Лариса. По-гречески оно значит чайка и напоминает героинь русской классики, самая очевидная связь — с драмой Чехова. В последних частях романа, говоря о Ларе, он нередко употребляет форму родительного падежа — Ларина. И когда в эпилоге появляется ее дочь бельевщица Танька, не Татьяна ли Ларина должна вспомниться читателю? Почему девушке, нисколько не похожей на пушкинскую героиню, Пастернак дает ее имя? Как знать, быть может, этот вопрос, заставив размышлять, откроет новые смыслы романа, поможет лучше понять автора и его отношение к рассказанной им истории? Ведь неслучайно имя называют ядром, в котором заключено все, а художественные образы — лишь развернутыми именами.