- Информация о материале
- Автор: Ольга Наумова
Каждый уважающий себя волшебник должен иметь специальное приспособление, которое помогает ему в работе. Кто-то обзавелся превращательной палочкой, кто-то — много-в-себя-вмещающей шляпой, а кто-то— снотворным зонтиком.
У японского режиссера-мультипликатора Хаяо Миядзаки есть очки. Непосвященный скажет: «Ну и что, мало ли на свете очкариков?» Но тот, кто любит его мультфильмы, точно знает, что очки эти — волшебные.
Иначе как бы он видел мир правильно? А в том, что именно его взгляд — правильный, сомневаться не приходится. Ведь он не обманывается иллюзиями, как все обычные люди.
«Побойтесь бога! Да ведь все его мультфильмы — это одна большая выдумка, плод болезненной фантазии!»
Однако же все эти необычные миры, полные необыкновенных существ и неформатных людей, — самая реальная реальность, потому что она показывает человеку, что мир полон не им одним, что мир обширнее, богаче и интереснее, чем нам кажется; что настоящий герой — это не тот, кто с мускулами и пистолетом; что основа жизни — не страх и деньги, а любовь. И объясняет, в конце концов, что значит быть человеком.
- Информация о материале
- Автор: Екатерина Хамидулина
Встречались ли вы с оперой, которая останавливает время? Которая обращает вас вглубь самого себя, напоминая о главных жизненных вопросах? Встречались ли вы с оперой, которая стирает все лишнее и наносное, возвращая к тишине и свету?
Да, такая опера существует — это «Сатьяграха» Филиппа Гласса. Сказать, что это опера — сказать мало. Это целое театральное действие, удивительное переплетение музыки, голосов, движений, света, внутренних состояний артистов и зрителей. Оно передает дух древнего театра мистерий, в котором человек переживал катарсис и выходил иным, чем пришел.
- Информация о материале
- Автор: Анна Куприянова
При имени преподобного Сергия народ вспоминает свое нравственное возрождение, сделавшее возможным и возрождение политическое. Творя память преподобного Сергия, мы проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка.
В. О. Ключевский
1930-е годы — время начала устрашающего шествия по миру фашизма, время кровавых репрессий в России. Именно в этот момент два таких разных и замечательных живописца, как Михаил Нестеров и Николай Рерих, внешне независимо друг от друга, в разных частях света, пишут серии работ, посвященных Сергию Радонежскому. Это не первые их произведения, посвященные великому святому, но теперь это больше и сильнее, чем все их предыдущие полотна, связанные с Сергием. По сути, это послание русскому народу накануне Второй мировой войны. И удивительным образом это послание и сама трактовка образа Сергия очень похожи у обоих художников — в отличие от прежних их картин.
- Информация о материале
- Автор: Екатерина Давлетшина
Современники свидетельствуют, что это было не просто изваяние — перед ним хотелось преклонить колено, а все, что мучило и терзало, забывалось. Философ-стоик Эпиктет считал настоящим несчастьем умереть, не увидев этой скульптуры, и всем советовал отправиться в Олимпию, чтобы на нее посмотреть. А поэт I века до н.э. Филипп Фессалоникский спрашивал: «Бог ли на землю сошел и явил тебе, Фидий, свой образ, Или на небо ты сам бога узреть восходил?»
Представьте, что вы вошли в огромный храм. В глубине зала в мягком струящемся свете на высоком троне сидит Он. Вы понемногу приближаетесь, всматриваясь. Правильные черты выражают царственно спокойное величие, и вместе с тем лик милостив, доброжелателен и ласков. Глаза громовержца ярко сверкают, но взгляд их не только не страшит, а, напротив, своей кротостью и внутренней силой останавливает стремительный поток мыслей и заставляет прислушаться к себе. На его голове — масличный венок. Свободно спадающие волнистые волосы и борода дополняют образ небожителя. С огромной ладони правой руки почти взлетает крылатая богиня победы Ника, в левой руке — скипетр, на который Зевс слегка опирается. Плащ наброшен на плечо и струится складками вниз. Проступающие на ткани изображения полевых лилий и животных дополняют ощущение присутствия жизни.
- Информация о материале
- Автор: Светлана Обухова
Среди русских парадных портретов XVIII столетия есть один немного странный. Парадный портрет, как известно, должен представлять своего героя во всем блеске его высокого положения в обществе и успеха. А тут, смотрите-ка, вместо официального мундира с наградами и регалиями — домашний халат. Вместо высокого пышного парика — нелепый колпак. Поза не величественная, как положено, а непринужденная, левая рука опирается на жестяную садовую лейку. А многозначительный жест правой указывает не на московский Воспитательный дом — которому, кстати говоря, герой портрета Прокофий Акинфиевич Демидов пожертвовал больше миллиона рублей, свой дворец, коллекции древних монет, минералов, чучела зверей и птиц, — а на цветы в ведерках! Вот чудак человек, что еще скажешь...
Прокофий Демидов, хозяин крупнейших уральских горнопромышленных предприятий, и впрямь был одним из богатых и известных чудаков того времени и часто приводил «в недоумение» своими «дурачествами». Еще бы — например, тому, кто пролежит в его доме на спине, не вставая с постели, целый год, обещает в награду несколько тысяч, а сыновьям, которые всячески ему угождают, дает деревушку с 30 крестьянами, и все... Такому сумасброду явиться на публике в халате ничего не стоит.
- Информация о материале
- Автор: Борис Хомичев
Когда-то давно — так давно, что об этом уже никто не помнит, — люди летали, как птицы. Но устали они от постоянных перелётов, начали строить дома, обзавелись хозяйством и вскоре забыли о том, что умели летать. Только иногда смутная тяга к полёту вдруг напомнит о себе — и быстро пройдёт.
Но одна стая — стая птиц-цыган — продолжала свободно летать, и ничто не могло заставить гордых птиц выбрать место на земле и жить как другие. Были они очень красивые, яркие и умели петь, как никто.
- Информация о материале
- Автор: Борис Хомичев
Всё началось 250 лет назад, в 1759 году, когда отчаянные восстания последних шотландских кланов давно уже были подавлены англичанами и все кругом были великобританцами…
Профессор риторики Эдинбургского университета Хью Блэр и члены его «избранного кружка», в числе которых философ Дэвид Юм, политэконом Адам Смит, учёные, поэты, лорды, грезят о возрождении великой традиции Шотландии. Один из друзей приводит в «кружок» молодого самородка — поэта Джеймса Макферсона, сына фермера, но потомка древнего горного клана XI века. Блэр потрясён его переводами нескольких старинных гэльских баллад — столько в них силы и поэзии! А Джеймс рассказывает, что в горных селениях Северной Шотландии, где он живёт, всё ещё говорят на гэльском языке кельтов и имеют уклад весьма далёкий от английских веяний. И там таких баллад и поэм можно найти предостаточно! Хью Блэр немедленно организует подписку, снаряжает внушительную экспедицию на родину Джеймса и призывает его лично перевести всё, что они найдут. Молодой поэт долго отказывается, считая невозможным точно и без искажений передать на современном языке дух и силу старинных песен. «Кружковцы» убеждают Джеймса только тем, что скрывать эти сокровища, которые, будучи обнародованы, обогатят весь образованный мир, — измена Шотландии!
- Информация о материале
- Автор: Борис Хомичев
Сцена украшена цветами, горят огни лампад, доносится запах благовоний. В середине сцены на ковре сидит мастер. На нём белые одежды, в его руках многострунный ситар, устремлённый длинным грифом ввысь и напоминающий вину, на которой, по легенде, играли сами боги. Перед музыкантом — портреты любимых учителей. Рядом, тоже с ситаром, сидит обращённая к мастеру лицом ближайшая ученица, готовая последовать за ним в мелодическое путешествие. По краям сцены ещё два ученика с таблами, старинными индийскими барабанами. Но они вступят не скоро, только в третьей части, по сигналу мастера, а пока будут внимательно слушать. В глубине сцены в полутьме сидят два неофита, удостоенных чести присутствовать на музыкальной церемонии. У них очень важная роль: в течение всего действа лёгкими прикосновениями ладоней извлекать из струн своей тампуры один-единственный звук — главный тон!
Глаза мастера закрыты, ещё несколько секунд — и неспешно поплывут первые звуки, но это будет лишь настройка. Инструмента, учеников и учителя между собой, мастера — с чем-то невидимым. Обычно она длится 20 или даже 40 минут, но без неё действо невозможно.
- Информация о материале
- Автор: Татьяна Варламова, Светлана Обухова
…Когда кто-то постучал к нему в дверь, Йозеф Мор, викарий церкви Святого Николая в альпийской деревушке Оберндорф, готовил проповедь к рождественскому богослужению — был сочельник 1818 года. В мороз, по глубокому снегу к нему пришла женщина и рассказала, что жена угольщика, самого бедного человека в деревне, родила, но она очень слаба и просит священника прийти, чтобы окрестить ребёнка. Йозеф Мор быстро собрался…
В скромном доме на простой, кое-как сколоченной кровати лежала женщина, лицо её было юным и нежным, глаза сияли от радости и любви. Она, улыбаясь, прижимала к себе младенца, словно старалась защитить его ото всех будущих бед. Вифлеем, Иосиф и Мария, Младенец в яслях, согретый дыханием животных, — отец Йозеф словно стал свидетелем евангельской истории, которая повторялась на его глазах!.. Он окрестил дитя, благословил семью и вернулся к себе. Но сцена в доме угольщика так тронула его сердце, что на бумагу, под набросками проповеди, сами собой полились слова:
Ночь тиха, ночь свята,
Люди спят, даль чиста…
- Информация о материале
- Автор: Ольга Наумова
Есть в итальянском городе Падуе крошечная церковь, похожая на шкатулку. Даже не церковь — часовня. Капелла дель Арена — под таким названием вошла она в историю мирового искусства.
Капеллу в Падуе часто называют по имени заказчика — капеллой Скровеньи. Она была заложена в 1303 году на месте римского амфитеатра — «арены», а освящена в 1305 году. Вероятно, к этому времени относятся и фрески. Честолюбивый Энрико решил превратить семейную капеллу в городской храм и расписать все стены фресками, и при этом не меньше как самого знаменитого в те времена итальянского художника.