Он посвятил жизнь красивой мечте. Долгие века она звала на путь поиска многих, но распахнула свои двери только перед ним.
И Жан Франсуа Шампольон нашел для нас ключ к великим тайнам Древнего Египта, первым со времен античного мира прочитав его иероглифы.
В  один из летних вечеров 1790 года Жак Шампольон, книготорговец в местечке Фижак на юго-востоке Франции, был близок к отчаянию: ни один доктор не смог вылечить его парализованную жену. И тогда он решился позвать к ней местного колдуна. Некоего Жаку.
Чародей приказал положить больную на разогретые травы, дал ей выпить горячего вина. А потом предсказал, что она не только выздоровеет, но и — что больше всего по-трясло семейство — родит мальчика, который однажды завоюет немеркнущую славу.


Вскоре больная была на ногах, а через несколько месяцев у нее родился сын Жан Франсуа. У него была необычайно темная, почти коричневая кожа и восточный тип лица.
В Фижаке маленький Франсуа учился плохо. И старший брат Жак Жозеф, одаренный филолог, увез его в Гренобль и взял на себя заботу о его воспитании.
Одиннадцатилетний Франсуа проявлял удивительные способности в латинском и греческом языках. Делал успехи в изучении древнееврейскогоѕ
Во время одной из инспекций школы на юного Шампольона обратил внимание Фурье. Знаменитый физик и математик Жозеф Фурье, который участвовал в египетском походе Наполеона, был французским комиссаром при египетском правительстве, а теперь занимал пост префекта департамента Изеры. Он пригласил Франсуа к себе домой — показать свою египетскую коллекцию.
Папирусыѕ Таинственные иероглифы на каменных плитах. Смуглолицый мальчик был зачарован, пораженѕ «Можно это прочесть?» — спросил он. Фурье отрицательно покачал головой. «Я прочту, — уверенно проговорил Франсуа. — Я прочту это, когда вырасту!»
Как похоже! Так же уверенно Генрих Шлиман еще мальчишкой заявил своему отцу: «Я раскопаю Трою». У самоучки Шлимана и ученого Шампольона были разные судьбы. Но как схожи они в одном, может быть, в главном — в верности мечте. Верности, что творит чудеса.
В двенадцать лет Франсуа опубликовал свою первую книгу — «История знаменитых собак».
В занятиях ему мешало отсутствие систематического исторического обзора, и он сам составил хронологическую таблицу под заголовком «Хронология от Адама до Шампольона-младшего».
В тринадцать лет он начал изучать арабский, сирийский, халдейский, а затем и копт-ский языки. За ними последовали пехлевийский и древнеперсидский. Его целью был Египет. И ради нее он был готов овладеть всем, что могло приблизить его к тайне.
Как давно уже не дают они людям покоя, эти странные значки и рисунки: совы, собачки, птички, волнистые линии, цветы, крошечные посохи, змейки, доверчиво протянутые ладошки, квадратики, полу-кружьяѕ Что означает их таинственный строй? Какая истина скрывается за этими письменами? Много веков пытались прочесть их мудрецы разных стран.
Геродот и Цицерон, Страбон, Плиний, Тацитѕ Никто не мог до конца проникнуть в их смысл. Понять. Разгадать. «Чудные письмена египетские», как называл их Апулей, с удивительным упорством хранили свои тайны.
В 17 лет Франсуа уже стал академиком Гренобльской академии. Он поехал в Париж, к новым научным высотам.
И он был уверен в себе: он расшифрует ихѕ Расшифрует эти иероглифы. В его ушах звучали слова на древних языках. Ему виделись пожелтевшие от времени папирусы и камни, покрытые иероглифами, а среди них — таинственный камень из черного базальта, тот самый камень из Розетты, копию которого он впервые увидел незадолго до отъезда при прощании с Фурье. Надписи на этом камне словно преследовали его. «Я расшифрую ихѕ»
Розеттский камень нашел какой-то солдат. Во время работ по укреплению разрушенного порта Рашид на берегу Нила. Черная базальтовая плита была испещрена письменами. Надписи — на трех разных языках. Наверху египетские иеро-глифы. Внизу греческий текст. Язык средней был неизвестен. Но это мало кого беспокоило. Камень из Розетты — это же настоящий греко-иероглифический словарь! Вот что волновало весь мир. И если так, то египетские иероглифы скоро заговорят. Наконец-то! Вот он, ключ к воротам исчезнувшего царства!
Увы, греческий перевод не помог египтоло-гам-дешифровщикам. Иероглифы продолжали упорствовать. Розетт-ская плита ждала часа, когда она расскажет Франсуа Шампольону о Египте!
В Париже Шампольон с головой ушел в учебу. Презрев все соблазны столичной жизни, он зарылся в библио-теки, изучал санскрит, арабский и персидский и между делом еще просил брата при-слать ему китайскую грамматику: «Для того чтобы рассеяться».
Его познания о Египте, пусть добытые из книг, были столь глубоки, что поразили известнейшего путешественника по Африке Сомини де Маненкура. После одной из бесед с Шампольоном Маненкур удивленно сказал: «Он знает те страны, о которых у нас шел разговор, так же хорошо, как я сам».
Из Парижа Шампольон вернулся в Гренобльский университет профессором истории. Ему было 19 лет. С некоторыми своими студентами он два года назад вместе сидел на школьной скамьеѕ
Старые профессора встретили Шампольона враждебно. Они оплели юного ученого сетью интриг. И от этого Франсуа нередко охватывала тоска. Тогда он писал брату проникнутые восточной мудростью строки: «Возделывай свое поле! В Авесте говорится: лучше сделать плодородными шесть четвериков засушливой земли, чем выиграть двадцать четыре сражения, — я с этим вполне согласен».
В Гренобле юный египтолог встретился с Наполеоном. В те самые 100 дней, когда изгнанный французский император вновь попытался взять власть в свои руки. Наполеон был искренне восхищен достижениями Франсуа Шампольона. Он нашел время для личных встреч и обещал свою поддержку. Шампольон был сдержан и холоден. С двенадцати лет, вдохновленный деяниями египетских фараонов, он считал, что они куда ближе к богам, чем Наполеон.
Эта встреча дорого стоила Шампольону. Победившие роялисты обвинили его в государственной измене.
Уволенный из университета и сосланный как государственный преступник в ссылку, Франсуа Шампольон приступил наконец вплотную к делу своей жизни — к окончательной расшифровке иероглифов.
Он пошел своим путем. Не тем, по какому шли все его предшественники, влекомые жаждой разгадать тайны египетской письменности. Все они вслед за греческим ученым IV века Гораполлоном, авторитетом признанным и непререкаемым, считали, что иероглифы — это рисуночное символическое письмо. И в том была часть истины: простые символы и вправду лежали поначалу в основе текстов египтян. Волнистая линия обозначала воду, очертания дома — дом, знамя — Бога. Но шло время. Менялись иероглифы. И ключ Гораполлона устарел. Чтобы прочитать тексты египтян, нужен был новый ключ. Его-то и нашел Франсуа Шампольон.
Он решил, что иероглифические рисунки — это буквы, «не строго алфавитные, но, тем не менее, слоговые». Решив это для себя однажды, Шампольон раз и навсегда порвал с Гораполлоном. И открыл себе путь к триумфу.
В сентябре 1822 года ученый понял, что может прочесть имя фараона на черной плите из Розетты. Потом он поместил одно под другим обведенные в картуши имена правителей Египта Птолемея и Клеопатры.
Соответствующие знаки в них совпадали. Ключ к разгадке иероглифов был найден! Через несколько дней Франсуа Шампольон изложил основы своей системы дешифровки. И стал в одночасье известен всем, кто когда-либо обращал свои взоры к стране пирамид и храмов, пытаясь разгадать ее тайны.
В 1828 году с Шампольоном случилось чудо — он, кабинетный ученый, оказался в месте своей мечты. Там, где мысленно пребывал уже десятилетия.
«Я вот уже полгода нахожусь в самой гуще египетских памятников и поражен тем, что читаю на них более бегло, чем осмеливался воображать», — с восторгом пишет он брату.
Экспедиция Шампольона становится его триумфальным шествием. Местные жители приходят толпами, стремясь увидеть того, кто «может прочитать надписи на древних камнях».
А он делает открытие за открытием. Одного взгляда ему достаточно, чтобы разграничить по эпохам и классифицировать карье-ры в каменоломнях Мемфиса. В Мит-Рахине он открывает два храма и мертвый город. В Тель-эль-Амарне приходит к убеждению, что громадное сооружение, считавшееся хранилищем зерна, на самом деле было храмом.
Ночью, светлой лунной египетской ночью впервые видит Шампольон храм в Дендере. «Я не буду пытаться описывать впечатление, которое произвел на нас портик большого храма. Можно рассказать о его размерах, но дать представление о нем невозможно. Это — идеальное сочетание грации и величия. Мы провели там в полном упоении два часа... Бродили мы по залам, пытаясь при свете луны разобрать высеченные на стенах надписи».
Шампольона изумляет величие благородных останков Карнака. «Ни один народ, ни древний, ни современный, не возвысил искусства архитектуры до таких масштабов, до такой возвышенности и грандиозности, как древние египтяне; и воображение, которое в Европе взлетает выше наших портиков, останавливается и, обессилевшее, падает у подножия гипостильной колоннады Карнака из ста сорока колонн! В одном из его залов мог бы поместиться целиком собор Парижской Богоматери, и он еще не доставал бы до потолка и считался бы малым украшением в центре зала».
Он сделал из своей жизни то, что должен был сделать. И через два года после возвращения из страны пирамид оставил этот мир. Круг судьбы замкнулся. На парижском кладбище Пер-Лашез рядом с могилой Шампольона — надгробие Фурье. Того самого Жозефа Фурье, в чьем доме Франсуа впервые увидел таинственные знаки.
Теперь-то мы знаем, что мечты маленького французского мальчика хватило, чтобы распечатать уста древней мудрости и провести нас за руку в молчаливые святилища прошлого. Чтобы фараоны, жрецы и мастера вновь заговорили с нами, сквозь века, и указали нам путь к нашему сердцу.


You have no rights to post comments