Готовясь к занятиям по Философии истории, перечитал «Священное и мирское» Мирчи Элиаде. Оттуда и это название для поста: «Воспоминание, воспроизводимое в обрядах, играет решающую роль: люди должны остерегаться забвения того, что произошло во время оно. Истинный грех — это забвение». Удивительная по силе и глубине мысль. Я, человек, живущий сегодня, живу этим сегодня, с тревогой смотрю в будущее, пытаясь спрогнозировать, когда закончится пандемия, что будет с экономикой и зарплатами, и очень редко думаю о прошлом (по совету мастера Угвея из «Кунг-фу Панды»).

Но сейчас я думаю, — ведь за нами, за мной тысячи лет истории Древнего Египта, Шумера, Индии, Греции, Инков и Майя, Кельтов и Римлян, их великий опыт, накопленный и запечатленный в Традиции, которая у человека сегодняшнего дня часто вызывает снисходительную улыбку, недоумение, иногда любопытство, и очень редко глубокий практический интерес.

Это не наша история, не наша культура, не наша жизнь, мы не связываем свою сегодняшнюю судьбу с ними, мечтающими, ищущими, живущими в этом таинственном прошлом — воистину «порвалась цепь великая…» И вроде какая в том беда? И сегодня ведь столько интересного, важного, нового, небывалого, и радостного, и пугающего. Но беда, возможно, в том, что без осознания, переживания этой связи я теряю внутреннюю опору.

Беда в том, что без этой связи их усилия теряют смысл — какая разница, было что-то или нет, если никто об этом уже не помнит. Должен кто-то помнить, преодолевать забвение, а это значит — быть благодарным авторам Махабхараты, Эпоса о Гильгамеше, Голоса Безмолвия, Пополь Вух… и ковать цепь дальше. Нельзя забывать. Вот и получается, человек ответственен не только за будущее, но и за прошлое, и, возможно, — это одна и та же ответственность.

И еще одна цитата из рассказа «Студент» Антона Павловича:

...И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха.
Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение...
Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.
И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.

You have no rights to post comments