Круглый стол собрал осенью 2006 г. ученых, деятелей искусства и представителей разных религиозных конфессий обсудить роль нравственных ценностей в сближении людей между собой, укреплении взаимопонимания и поиске общего фундамента для сотрудничества. Встреча проходила в Российской Государственной библиотеке и собрала более 500 слушателей в зале.

 
Открытие Круглого Стола 
 
 
   
 Вступительное слово президента Культурной ассоциации «Новый Акрополь» в России Елены Сикирич

Президиум Круглого Стола:

Почетный академик Российской академии космонавтики, советник председателя правительства Дагестана по науке и ВПК, доктор технических наук Шамиль Гимбатович Алиев

Заведующий кафедрой богословских дисциплин и литургики Свято-Филаретовского института Давид Мкртичевич Гзгзян

Доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, заслуженный деятель науки, профессор Татьяна Петровна Григорьева

Председатель Буддийского центра «Ринпоче-багша», профессор Еше Лодой Ринпоче

Президент Лиги МАГЕН, раввин, профессор Александр Михайлович Лакшин

Руководитель отдела образования и взаимодействия с местными религиозными организациями мусульман ДУХМЕР Арслан Фаризович Садриев

Президент Культурной ассоциации «Новый Акрополь» в России Елена Сикирич

 
Почетный академик Российской академии космонавтики, советник председателя правительства Дагестана по науке и ВПК, доктор технических наук Шамиль Гимбатович Алиев

Ш. Г. Алиев. Ценности и проблемы достижения согласия с точки зрения восточного стиля мышления.

— Дорогие друзья, мы никогда не бываем так счастливы, как нам хочется, и так несчастны, как нам кажется. Я хочу начать свое выступление с благодарности Культурному центру «Новый Акрополь», этому удивительному научному, научно-исследовательскому центру, который со временем будет украшать Москву и, надеюсь, не только Москву, — это во-первых. Во-вторых, я очень благодарен президиуму и всем собравшимся, что в столь представительной среде предоставлено слово лицу кавказской национальности.

Древние утверждали, что человек должен жить столько, сколько раз он первому встречному смотрел в лицо ясно, четко и хотел поцеловать его душу. Доброта давным-давно исчезла из общей триады «точность, красота и доброта» — точность ушла к наукам, красота ушла к искусствам, а доброта осталась висеть в воздухе. Добрых людей мало — не потому, что доброта не нужна, а потому, что нам некогда думать о доброте. Скорость, с которой мы делаем то, что делаем, гораздо больше, чем скорость, с которой мы соображаем, зачем это делаем.

Для меня самая главная ценность — не степени и звания человека, а то, что у него внутри, сущность человека. Для меня ясной является одна истина — Мировой Дух. И этот Мировой Дух держится на символе триады, на трех «В» — вера, воля и выбор. Эти три имеют неисчислимое множество приложений во всех сферах нашей деятельности. Они распадаются на диады: вера — воля, воля — выбор, и они первичны и вторичны одновременно. Я думаю, что вопрос вечных ценностей связан с выработкой универсальных принципов, связывающих нас со Вселенной и позволяющих нам существовать в этом очень недружественном мире. Чем выше степень недружественности мира, тем активнее доброта должна стягиваться к центру и создать то ядро, которое защищает человека от любых внешних влияний. Поэтому, наверное, древние утверждали: чем выше степени и грани человека, тем легче ему не просто выжить, а найти сочувственную душу в этом недружественном мире.

В заключение скажу еще раз (это очень интимная тема) — я уверен: чем дольше длится наш разговор, тем более вяло мы будем воспринимать все это. Потому некоторые функции, которые должны обладать радиоактивностью, должны сделать нас внутренне теплыми, светлыми и добрыми. Спасибо!

Вопрос из зала:
— Говоря о трех «В», Вы сказали «вера». В Вашем понимании, вера обязательно должна быть связана с принадлежностью к какой-то конфессии? Либо это некий акт выбора и воли, но не в рамках одной конфессии?

— На мой взгляд, вера не может быть связана с какой-то одной конфессией. Вера гораздо выше, чем все конфессии вместе взятые. Способность выбирать и способность преодолевать самого себя — вот как я понимаю веру. Она одинакова, универсальна и годится для любой конфессии.

Вопрос из зала:
— Шамиль Гимбатович, вопрос к Вам как к ученому. По-моему, Луи Пастеру принадлежит высказывание, что наука не имеет национальности. Согласны ли Вы с этим высказыванием? Были ли случаи, когда язык науки помогал Вам и в межнациональном общении?

— Я думаю, что язык науки является наиболее естественным фактором эффективного поддержания дружественных отношений. Года три назад проводили исследования, насколько наука облагораживает людей. На мой взгляд, наука, язык науки — это самое эффективное средство вывести из себя фундаментальную веру. Есть много таких примеров, когда, с одной стороны, кажется, что все предопределено, а с другой стороны, случай, рок бьет по голове в той или иной ситуации. Для меня наука — средство облагораживания, средство общения с другими людьми, другими социумами, средство универсального комплементарного поведения.

Вопрос из зала:
— Скажите, пожалуйста, скоро ли наши космонавты будут на Венере?

— Я думаю, после того, что мы натворили на Земле, очень рваться на Венеру не стоит.

Вопрос Е. Сикирич:
— Что такое вечные ценности в Вашей жизни? Судя по Вашему выступлению и зная Вас как человека, я думаю, чувство юмора заслуживает того, чтобы стать вечной ценностью. Что скажете?

— Мой ответ на этот вопрос, как я заметил, зависит от того, кто меня спрашивает. Для меня ценностями являются дети и старики. И чем ближе я подхожу ко вторым, тем дороже мне становится детвора. Именно поэтому лет 15 тому назад я создал «Академию ангелов» для детворы от 5 до 25 лет. Мне кажется, что дети могут подпитывать нас такой энергией, поскольку дураков среди взрослых гораздо больше, среди детей их вообще нет. Поэтому дети и старики — это такие великие ценности, которые мы должны унаследовать от предков. Все остальное: юмор и другие формы нашего комплементарного поведения — зависит от того, о каком обществе мы толкуем (сами с собой, с обществом) и как выбираем тот коэффициент, который определяет нашу жизнь и делает ее теплой, пропорциональной, то есть тождественной самой себе.  

 Заведующий кафедрой богословских дисциплин и литургики Свято-Филаретовского института Давид Мкртичевич Гзгзян

Д. М. Гзгзян. Вечные ценности в христианском Откровении

— Я не могу не начать со слов благодарности Шамилю Гимбатовичу за замечательный импульс, который он дал так искусно, после которого говорить и хочется, и легко: чувствуешь некоторое вдохновение, и одновременно очень трудно, потому что непросто удержаться на столь легкой и в то же время ответственной ноте, которую он взял. Но мое положение обязывает, и я попробую вынести ряд скромных тезисов на ваш суд.

Мне кажется, нам, говоря о вечных ценностях, о необходимости безусловного признания их наличия, стоит иметь в виду в том числе такую принципиальную вещь: мы как люди существуем в этом качестве и призваны к несению особенно уникальной ответственности как за наше существование, так и за бытие всего мира и к ответственности перед Всевышним, благодаря которому мы существуем. Мне хотелось бы подчеркнуть, что таким образом этот принцип ответственности заставляет говорить о живом человеке как о носителе странного, таинственного и динамического феномена, который называется жизнью. И эта жизнь есть, безусловно, одна из вечных ценностей, едва ли не средоточие всех ценностей. Жизнь, живое всегда ставит нас перед необходимостью что-то с ней делать, как-то ее прожить, как-то ее осуществить. Принцип ответственности, будучи осознан таким образом, заставляет, наверное, человека, отнесясь к своей жизни как к драгоценности, одновременно думать о том, как ее осуществить так, чтобы ценности, которые он готов признать, стали достоянием его собственной жизни. Потому что не секрет, что существует определенный и изначально неизбежный разрыв между тем, что мы готовы признать, и тем, как то, что мы признаем, в действительности присутствует в нашей жизни.

Если эта динамическая реальность нам внятна и если принцип такой ответственности за свое существование мы готовы на себя принять, то тогда ценности, безусловно, становятся руководством к действию. Тогда они выступают мерилом состоятельности, адекватности нашего существования. Но так поставленный вопрос, с другой стороны, заставляет думать и о том, что, увы, существует риск сорваться в иную форму существования, которая неадекватна ценностям, которая ценности разрушает. Следовательно, жизнь как фактор непрерывного созидания ценностей, в котором и сама жизнь предстает как верховная и абсолютная ценность, вероятно, должна быть признана довольно сложной реальностью, которой еще нужно учиться.

Сознание риска, что я такой, каким себя вижу, и всегда могу оказаться не на высоте, по меньшей мере, не на высоте тех вечных ценностей, которые своей вечностью вознесены на абсолютную высоту, существуют на абсолютной высоте (а вечность и абсолют — категории, вероятно, тождественные, иначе трудно себе представить, что мы почитаем что-то как вечное, если это вечное завтра перестанет быть ценностью), — так вот, если я рискую выпасть из этого вечного мира, то этот риск должен заставлять меня не успокаиваться. Моя жизнь, таким образом, должна представать как непрерывное усилие созидания ценностей в пределах моей жизни. Это то, что на несколько другом языке можно назвать непрерывным созиданием личностного начала в человеке.

Мы, как динамические реальности, можем состояться и не состояться. И в зависимости от того, насколько это личностное начало готово вобрать в себя по максимуму принцип ответственности за свое существование, о человеке можно говорить — и ему самому о себе, и, может быть, другим, — что в его жизни эти вечные начала действительно осуществляются или не осуществляются. С другой стороны, принцип ответственности на самого человека возлагает обязательство свою жизнь не оценивать. В своей жизни можно только стараться, только деятельно стремиться к тому, чтобы ценности становились реальностью.

Кроме того, принцип ответственности за динамику моей жизни предполагает, что я не имею права судить других. Я могу только содействовать тому, чтобы вечные ценности, которые я признаю, становились достоянием других. По мере того как я некоторым своим таинственным чутьем ощущаю, что мера близости между мной и остальными людьми возрастает, мы перестаем быть чужими, становимся, по крайней мере, своими, в еще более желательной перспективе — братьями и сестрами, а на уровне высшей, идеальной реальности — друзьями. Тогда исчезают барьеры, исчезают разделения.

Но это дружество достигается очень нелегко. И эта трудность, это бремя ответственности за то, чтобы названные вещи стали реальностью (как в моей жизни, так и в жизни как можно большего числа людей), должно быть непрерывным стимулом к тому, чтобы жизнь была не инертной, а, как выражался один философ XX века, сплошной последовательностью созидательных поступков. Тогда можно говорить о ценностях как о реальности, которая присутствует в жизни, а не только висит над нами как набор идеальных представлений.

Такая личность никогда не зацикливается на себе, всегда ищет одного — путей к полноте общения, потому что понимает, что ценность ни в коем случае не может быть достоянием сугубо собственным, индивидуальным. Ценность вообще нельзя присвоить, ценность можно только осуществить, а это означает, что осуществить ценность можно — в принципе, в идеале — всем вместе, в этой идеальной атмосфере дружеского сотрудничества. Спасибо.

Вопрос из зала:
— Не секрет, что в христианстве огромное количество течений. Возможно ли, чтобы все они нашли общий язык и могли вести человечество, объединившись с другими конфессиями, потому что Бог один, его пророки там, наверху, вместе, а мы здесь воюем?

— Это колоссальная историческая трагедия. Но одновременно я должен признать, что основанием этой трагедии является тот риск, который человек в себе носит. Если бы не существовало риска из всего светлого потихонечку, незаметно для себя (что самое печальное) выработать его темный двойник, тогда все было бы намного проще. И Ваш тезис можно было бы хоть сейчас принять на вооружение и ему следовать. К сожалению, в жизни бремя ответственности за свое личностное бытие, о котором я только что говорил, увы, переживается с большим трудом. Пока мы не научимся разговаривать друг с другом на языке приблизительно такого содержания (фактор разделения на христианском языке называется тяжким грехом, едва ли не смертным), это, увы, не будет действовать. Мне кажется, что, если принцип ответственности за личностное бытие не восторжествует как магистральная линия поведения, мы всегда будем иметь дело с тем разделением, о котором Вы говорили.

Вопрос из зала:
— Вы сказали о принципе неосуждения. А как это соотносится с высказыванием своей точки зрения? Неосуждение кого-то и называние вещей своими именами? Если я что-то считаю хорошим, а что-то плохим, могу ли я сказать человеку об этом или нет?

— После Вашего комментария мне очень легко ответить на этот вопрос. Как раз тот, кто держится правила не осуждать человека, легче других найдет возможность назвать вещи своими именами. Дело в том, что вещи — это производная от человека. Любой поступок поэтому подлежит суждению, а в случае, если он негодный, — осуждению. Ведущий принцип, в частности, христианского поведения заключается в том, чтобы уметь отделять поступок от его носителя. Поэтому поступок и вещь можно оценить, а человека мне, грешному, оценить невозможно. Я могу человеку содействовать, могу с ним сотрудничать, могу о нем плакать как о заблудшей душе. Больше я ничего не могу.

Вопрос из зала

Вопрос из зала:
— Считаете ли Вы, что свобода осуществлять высшие ценности освобождает от ответственности?

— Дело в том, что свобода, безусловно, ценность вечная. Я прошу прощения, что, как рефрен, повторяю «безусловно», это не для того, чтобы догматизировать собственную речь, а для того, чтобы придать вечным ценностям особенный пафос. Так вот, принцип ответственности, который позволяет осуществлять свою жизнь ради торжества ценностей, — это одновременно и принцип свободы, потому что я действую не из принуждения. Я даже действую не из какого-то потаенного своекорыстия, а я действую свободно ради торжества Высшего. И поэтому, да, ответственность в высшем смысле этого слова есть изнанка свободы.

Вопрос А. В. Грошева:
— Почти все культуры (и древние, и современные) проповедуют один, как Вы в свое время сказали, этический принцип: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Можете ли Вы прокомментировать этот постулат с точки зрения христианства?

— Насколько я знаю, универсальным этическим принципом легче признать формулу отрицательную: «Не делай другому того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе». Потому что с принципом «Поступай со всяким, как хочешь, чтобы поступали с тобой» возникает ряд трудностей. Дело не в том, что он менее состоятелен, он-то как раз существенно более обязывает. Дело в том, что это первое универсальное правило — ненанесение ущерба, принцип взаимопомощи — более или менее очевидно всякому нормальному человеку и не требует чрезвычайного усилия, чтобы принять его за норму. А если мы будем рассуждать о правиле, которое сформулировано в Евангелии, в Нагорной проповеди: необходимо поступать с другим так, как ты уже хочешь, чтобы поступали по отношению к тебе, — то оно есть путь к совершенству. Оно прямо поставлено в зависимость от тезиса «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершенен», потому что, если вдуматься, заставляет руководствоваться исключительным бескорыстием и при этом уже деятельно созидать ту реальность, которая является только желательной. То есть, иначе говоря, я хочу, чтобы все меня любили (я этого, безусловно, хочу как нормальный человек), я хочу быть востребованным, хочу быть отмеченным судьбой, окружающими, вообще всем на свете, — так вот, представьте себе, что это правило будет стимулом моего каждодневного поведения. Это означает, что я всю свою жизнь работаю над торжеством этой мечты для других, забывая о своей. Это, конечно, производит впечатление неосуществимого идеала, но, тем не менее, подано как призвание в контексте совершенства «по образу Божию».

Доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, заслуженный деятель науки, профессор Татьяна Петровна Григорьева

Т. П. Григорьева. Все пути ведут к Одному. Опыт признания неизменного в изменчивом

— Вечные ценности восстановят тогда, когда восстановят ощущение вечности. Трагедия нашего мира и нашего времени в том, что исчезло ощущение вечности, вечной, неизменной духовной основы, завета, данного Богом, Логосом, Нусом, Верховной Душой или Духом Святым. Исчезло это ощущение — и люди оказались в каком-то безвоздушном пространстве, утратили точку опоры и, как неприкаянные, мечутся и не поймут, что с ними происходит. Голоса тех, кто видят сущность вещей, «Новый Акрополь» пытается соединить, чтобы мы все вместе подумали, что делать, чтобы выйти из этого тупика.

Прежде всего, нужна духовная основа. Человек так и останется бездомным, отчужденным, неприкаянным, если он не ощутит, что сверх его бытия, сверх этого видимого мира есть мир невидимый, истинно сущий.

И не надо нам бояться различий. Дело в том, что существует единственное истинное единство — неслиянное и нераздельное. То есть только тогда можно быть единым, когда ты неповторим. Вот такой парадокс. Каждая личность, каждый народ имеет свое предназначение, свою судьбу. И ни один народ нельзя ущемить без ущерба для всех народов.

Я занимаюсь Китаем и Японией. Даос Чжуан говорил: «Разделение без отделения и есть жизнь». А наш прекрасный философ Владимир Соловьев (который открыл учение о Всеединстве, оно называлось «индивидуализация любви») говорил: «Идея нации не то, что она думает о себе во времени, а то, что Бог думает о ней в вечности». Бог каждому народу дал свою миссию, свое место, свое Дао, свой Путь. Если какой-то путь уподобится другому пути или какая-то личность уподобится другой личности, то она не выполнит своего предназначения. Единство возможно только тогда, когда ты уважаешь в другом личность, в другом народе его неповторимость. Это очень важно понять. Поэтому не надо спорить, кто лучше, кто хуже. Не нам об этом судить. Каждому назначен свой путь.

Лао-цзы начал свой трактат «Дао дэ цзин» со слов: «Явленное Дао не есть постоянное». То, что происходит вокруг нас, не есть еще конечная реальность. Существует еще духовная реальность, невидимый мир, от которого в конечном счете все зависит. И когда теряется связь между феноменальным миром и истинным, божественным миром, то все идет по нисходящей линии. Китай своим возрождением сейчас обязан обращением к конфуцианству. Конфуций говорил, что истинный человек, благородный человек — цзюньцзы — укоренен в Основе. Он думает обо всех, он Всечеловек, вселенский человек (то, что, собственно, и наши философы, от Владимира Соловьева до Бердяева, пытались привить). Истинному человеку противостоит мелкий человек — сяоженя. Если благородный человек думает об истине, то мелкий человек думает о выгоде. Притом благородный человек укоренен в Основе и восходит, совершенствуется, помогая совершенствоваться другим. А низкий человек, думающий только о выгоде, идет по нисходящей, в низшие миры.

Почему китайское и японское искусство словно вне времени продолжают существовать? Как и буддизм? — Они держатся на духовной вере. Все есть природа Будды, в каждом человеке заключен Будда. Экхарт говорил, что в каждом человеке есть божественная искра, только не каждый это понимает. Еще Бердяев утверждал, что последний из людей будет спасен и обладает божественным предназначением. Только вот люди замотались в суете своей. Они перестали размышлять. Лао-цзы говорил, что нужно успокоиться, заглянуть в себя, в свою душу. Бердяев говорил, что человек и есть вся история, в нем все заключено. Не надо даже от социума зависеть, нужно вспомнить себя, всю свою историю, историю своего народа, и тогда ты поймешь и будешь уважать другие народы.

Буддизм — одна из самых мирных теорий. Не нужно ничего придумывать, потому что все уже есть в этом мире. Согласно буддизму, все есть Татхата (все само по себе Таково), нужно только прочувствовать, путем медитации, сосредоточения понять все сущее, тогда ты изменишься сам, избавишься от себя внешнего, преодолеешь свое эго, откроешь в себе внутреннего человека, откроешь в себе Будду. В каждом человеке есть внутренний человек. Не надо забывать, что душа бессмертна и есть всеобщее спасение. У Будды был двоюродный брат Девадатта, очень нехороший человек, а Будда говорил: «И Девадатта, мой брат, будет спасен». Действительно, он стал потом Бодхисаттвой. Даже демоны спасутся.

Надо только заглянуть в себя, увидеть свои собственные сокровища.

Вечные истины существуют. Они пока что непонятны. К ним еще нужно по-настоящему вернуться, понять, что же такое вечность, что такое неизменная Основа. Японский поэт Мацуо Басё говорил: «Без неизменного нет основы, без изменчивого нет обновления». Хайку — это проникновение в вечность. Буддисты говорят, что в миге заключена вечность, в зерне — Вселенная. Каждый человек микромир, микрокосмос. Когда появится это ощущение, тогда восстановятся вечные ценности, вечные истины.

Вопрос из зала:
— Татьяна Петровна, Вы как человек науки можете ли сказать о роли разума?

— Есть только один разум — духовный, разум сердца. Пока разум не соединится с сердцем, он так и будет в разные стороны качаться. Несбалансированное существование получается оттого, что наш разум пока что ограничен. Все великие святые говорили о сердечном разуме — сердце должно соединиться с разумом, тогда только откроются вечные истины. Все внутри человека. Сердце надо в себе пробудить, душу пробудить. Без души не будет никакой духовной основы, никакого нормального человеческого существования.

Вопрос Ш. Г. Алиева:
— Татьяна Петровна, в зале подавляющее большинство дам, не означает ли это, что тяга к вечным ценностям у них куда сильнее, чем у мужчин?

— В двух местах опубликовали мою статью об иньской стадии эволюции. Сначала был матриархат, потом патриархат, сейчас иньское начало восходит. Иньское — не только женское, но и мистическое, начало мудрости, деликатности. Короче говоря, мужской вариант истории кончился. Патриархат или матриархат — это подавление одного другим, это несправедливость. А теперь будет восхождение к триединому человеку. Деликатные мужчины тоже пойдут наверх.

Вопрос Е. Сикирич:
— Можно вопрос в продолжение? Очень удачно затронули тему! Небольшая преамбула: был такой очень хороший опыт, инициатива «Дети пишут Богу», когда московских и не только школьников просили написать письмо Богу. И были удивительно трогательные высказывания: «Боженька, как тебе тяжелоѕ Желаю тебе счастья, благополучия и чтобы ты не забыл того, кто тебе все это пожелал». Я помню такое высказывание: «Христиане верят в Иисуса, в иудаизме верят так-то, в исламе так-то, в буддизме так-то», и душа ребенка восклицает: «Господи, сколько вас там, наверху?» Поэтому вопрос именно к Вам: Вы говорили о важности вечного, но очень трудно прожить вечное так, чтобы это не было теорией. Иногда для того, чтобы прожить вечное, надо на подобные вопросы уметь ответить ребенку, чтобы он тебя понял. Поделитесь — как бы Вы детям передали свое проживание Бога, свой путь к Богу?

— Я так скажу: устами младенца глаголет истина. У нас будет конференция «Дети нового сознания». Я говорю: ради бога, только не испортите детей! У взрослых столько предубеждений и стереотипов, что они закрывают детское сознание. Я носила внучку на руках: боже, какие у нее глаза! Там прапамять работает! И я ей еще буду что-то объяснять?! Главное — лелеять душу ребенка и не навязывать ничего. Надо, напротив, дать детям раскрыться и учиться у них — взрослым учиться у детей. Взрослые думают, что они все знают. Ничего подобного — ребенок! Он божий человечек, еще не испорченный этим миром. Если надо, что-то скорректироватьѕ Но, в принципе, я думаю, должна быть взаимная учеба. И учить надо не наставлениями, не моралью. Потому что мораль, как говорили китайские философы, врожденная. Мы придумали мораль, а она врожденная. И кто ее нарушает, нарушает закон жизни. Моральный закон жизни — это Дао, нарушаешь его и погибаешь. Так что без нее очень непросто. И нам надо мудрее становиться — иньская фаза, материнская, материнское отношение.

Окончание следует...

You have no rights to post comments