Сегодня мы поговорим о происхождении и значении пирамидальной структуры и пирамидальной системы.
Всем нам хорошо известно, что такое пирамида. Это геометрическое тело, в основании которого находится, например, квадрат, а грани представляют собой треугольники, количество которых равно количеству сторон основания. Позже мы увидим, как образуется пирамида.
Во всех древних цивилизациях пирамида была символом религиозности, независимо от того, идет ли речь о хорошо знакомых нам пирамидах Египта, о пирамидах доколумбовой Америки, пирамидах-алтарях или пирамидах-курганах. Кроме того, пирамида является символом и эмблемой священной горы, то есть это один из самых древних элементов универсального символизма.
Человек изначально ощущал единство Неба и Земли. Их встреча, как полагали люди, возможна на вершинах гор. Кто-то скажет: «Это материалистический подход — думать, что чем выше мы поднимаемся, тем ближе становимся к Богу». Однако, как мы знаем, были времена, когда люди думали, что это действительно так. Вспомним столпников, знаменитых коптских монахов, которые в первые века существования христианства поднимались на высокие колонны, чтобы было легче говорить с Богом. Нам это может показаться смешным — будто у Бога на небесах есть огромное ухо, чтобы слушать то, что говорят люди. Тем не менее, разве глубоко внутри нас не заложена потребность поднимать руки к небу и обращать взгляд ввысь, когда мы говорим о священном, о Боге? Разве это не совершенно естественно? Бог, являясь абсолютом, идеей, можно сказать, находится выше нашего понимания; Он не имеет ни формы, ни облика, Он вне времени и вне пространства. Но в нас присутствует нечто изначальное и инстинктивное, нечто фундаментальное, заставляющее нас чувствовать, что прекрасное — возвышенно, что где-то над нами должно существовать Божественное.
Я думаю, это нечто инстинктивное, заложенное в человеке изначально. Что остается у человека несмотря на все исторические, политические и религиозные перемены? Что остается после изменения политических систем, обычаев и навыков, кроме основных инстинктов, присущих телу, кроме инстинктов самосохранения и продолжения рода, которые существовали всегда — как в Риме, так и в Греции, как среди шумеров, так и у ацтеков, как в прошлом, так и в настоящем? Но помимо инстинктов тела есть еще и инстинкты души — инстинкты, или интуиции, благодаря которым человек каким-то образом чувствует, что существует нечто более высокое, чем он сам; и есть внутренний голос, зовущий нас к прекрасному, доброму и достойному.
Есть люди очень примитивные, которым не хватает доброты и которые не знают ни обычаев, ни правил поведения, никогда не читали законов. Однако каждый человек, каким бы простым он ни был, в глубине души знает, хорошо он поступает или плохо, знает, что, причиняя боль другому, он каким-то образом нарушает внутренний закон.
С помощью пирамиды древние пытались передать идею восхождения, связи с возвышенным.
Название этого геометрического тела не египетское, как обычно считается, а греческое; корень слова «пирамида» — «пир», что значит «огонь». Если мы зажжем спичку, то увидим, что огонь естественно тянется вверх, образуя пирамиду света. Древние греки считали, что египетские пирамиды похожи на огромные, поднимающиеся над горизонтом языки пламени, поэтому они и получили такое название.
Объяснение происхождения пирамиды можно найти в древних книгах Индии. Мы хорошо знаем, что в Индии сохранились трактаты, возраст которых исчисляется тысячелетиями. В индуистской эзотерике существует очень древнее объяснение происхождения пирамиды. Я воспользуюсь простыми рисунками, которые помогут понять все остальное.
Думаю, что нам следует снова обратиться к вещам простым и понятным. Нас всех страшит глобальное загрязнение, и мы хотим снова видеть небесную лазурь, далекие горы, шагать по дорогам, ведущим вверх... Мы нуждаемся в очищении от этой материалистической цивилизации, которая нас подавляет, теснит, сталкивая друг с другом и превращая в толпу. Сегодня нас окружают не храмы и алтари, а горы мусора и грязи; та же грязь — и в воде, и в воздухе. Во многих городах уже действуют замкнутые системы очистки воды, позволяющие использовать одну и ту же воду многократно. Проблема нашего времени — и она не менее актуальна, чем демографический рост или неравномерное расселение людей на земном шаре, — внутреннее загрязнение. Я думаю, что в духовной сфере, в области философии мы снова должны вернуться к простому и ясному.
На примере современных философских течений можно увидеть, что посредством множества слов, непонятных терминов и анализа тонких отличий между ними невозможно сделать человека более счастливым. А если философская система не может сделать человека счастливее, если она не способствует улучшению взаимопонимания между людьми, если отношения не становятся лучше, а люди — благороднее, то возникает вопрос: зачем она нужна? Зачем нужны философские доктрины, которые учат нас странным словосочетаниям и заумным определениям, если они не ведут к естественному сближению людей, если один человек, встретив другого, не подаст ему руки? Поэтому, исходя из философии «Нового Акрополя», мы предлагаем вернуться в чистые воды философии, к изначальным элементам, простым и древним, из которых когда-то возникли ясные концепции, подобные христианской заповеди: «Любите друг друга». И это возвращение — наша задача.
Вернемся, однако, к знаниям древних индусов. Они считали, что самой первой геометрической фигурой является окружность. Но говорить об окружности — значит говорить и о ее центральной точке, потому что нельзя представить точку без окружности и окружность без точки.
Итак, они предполагали, что окружность имеет свои размеры. Вы прекрасно знаете, что окружность является единственной плоской фигурой, у которой расстояние между любыми ее противоположными (по отношению к центру) точками одинаковы.
(Если мы нарисуем квадрат, то увидим, что его диагонали одинаковы, но отрезки, соединяющие центр с разными точками его сторон, не одинаковы.)
Древние считали, что, хотя перпендикулярные диаметры окружности — горизонтальный и вертикальный — имеют одинаковую длину, но один из них проводится раньше другого, и в нашем сознании есть некая временна/я разница между ними.
Эта временно/е различие создает или устанавливает очень сложную взаимосвязь, о которой мы не будем сейчас говорить, — вы знаете, что на лекциях мы даем только основные представления.
Отношение окружности к ее диаметру дает нам иррациональное число p, отношение неиссякаемое, которое меньше 3,1416 и больше 3,1415, при этом дробная его часть бесконечна. Это и есть причина вращения окружности и, одновременно, причина вращения Вселенной, то есть декомпенсация и поиск того, чего не имеется.
По представлениям древних индусов, окружность могла вращаться в одну или в другую сторону, то есть вправо или влево; вращение вправо связывали с Вишну, а вращение влево — с Шивой. Вишну — это бог сохранения, бог, поддерживающий все существующее. А Шива — это бог разрушения, бог движения. Вишну и Шива представляют две великие силы Природы: силу, которая сохраняет, и силу, которая разрушает и созидает. После разрушения старого и создания нового сила трансформируется в хранителя того, что ею создано, чтобы по прошествии определенного периода времени зародить внутри себя силу разрушения. Вишну и Шива заключают в себе таинство закона циклов, взаимосвязи смерти и жизни, нового и старого.
Итак, считалось, что круг может вращаться либо в одном, либо в другом направлении.
Представим, что окружность вращается и что речь идет о материальном объекте. Вследствие вращения в структуре возникает напряжение, вызванное центробежной силой. Под воздействием этой силы в какой-то момент на окружности в некоторых местах происходят разрывы, и так образуется новая фигура (1).
При сохраняющемся напряжении вращения эта фигура превращается в то, что в Индии называют свастикой (2). Свастика — не немецкого происхождения, ни в коем случае. Это санскритское название. Существуют две свастики: свастика Вишну и свастика Шивы. Рассмотрим только то, что нас интересует сейчас: как этот процесс развивается дальше. После возникновения этой фигуры, которая является одной из самых древних и изображена на многих сосудах и памятниках древности, происходит наложение системы на окружающую среду, что ведет к тому, что ее концы в точках излома выпрямляются, обретая третье измерение.
Если вы представите себе свастику, то при погружении в воздух ее концы поднимаются, приближаются друг к другу и соединяются в центре (3). Так, по представлениям индусов, рождается пирамида. Другими словами, пирамида с квадратным основанием является первым проявлением в трехмерном пространстве таинства двух измерений и таинства одного измерения, представленного точкой — эмблемой Бога. Точка существует, но сколько измерений она имеет? Математически точка не имеет измерений, однако она существует.
Есть основополагающие мистерии в геометрии, есть мистерии в структурах. Друзья мои, можете ли вы сказать, где начало окружности? Несомненно, окружность существует, но где она начинается? Эзотерически ее началом является центр — точка, в которой она рождается. Но геометрически, если говорить о самой окружности, она не имеет ни начала, ни конца. Эту истину в древности символизировала змея, кусающая свой хвост. Где начало окружности и где ее конец? И все-таки она существует... Она существует, как и Жизнь, Природа, Бог... как и мы сами — мы, не знающие, где начинаем и где заканчиваем свое существование. И хотя мы не знаем этого, тем не менее мы есть, мы существуем.
Древние, понимая глубокое значение и универсальность пирамиды, связывали ее не только с религиозными вопросами. Для них пирамида была схемой организации, отображающей и форму управления людьми, и взаимоотношения между ними. Таким образом возникло то, что мы называем пирамидальным порядком.
Среди философов Запада развитием идеи пирамидального порядка больше всех занимался Платон, божественный Платон. Ведя диалог от имени Сократа, в своих многочисленных произведениях он доказал эффективность, силу и реальность пирамидальной системы. Рассмотрим основы этого в общих чертах.
Платон говорит о трех элементах: Индивиде, Обществе и Государстве. При этом он указывает на необходимость гармонично-созидательных взаимоотношений между этими элементами для того, чтобы Государство могло становиться лучше. Во-первых, нам следует знать, что такое Индивид. Индивид — это то, что невозможно разделить. Слово «индивид» значит «неделимое». Нам очень трудно стать индивидами, поскольку мы сильно привязаны ко многим вещам, к ряду материальных и психологических факторов, что делает нас слабыми и безвольными. Другими словами, мы не обладаем единством, внутри нас происходит борьба разных устремлений. Иногда что-то внутри нас стремится на природу, хочет увидеть солнце, цветы... в то время как что-то другое хочет пойти за покупками или немного поговорить. Бывает, что одна наша часть хочет читать стихи, а другая — вести машину. Мы состоим из частей, которые не все любят одновременно, не все ненавидят одновременно, которые чувствуют одновременно не одно и то же... Во мне есть нечто, что любит ночное звездное небо; есть то, что любуется цветами; есть и то, что хочет, чтобы я разговаривал с вами. Все эти части разные.
Платон советует искать внутри себя нечто не подверженное всем этим колебаниям, то, что было бы единственным центром. Эту единственно неизменную, центральную часть, не возникающую с первым криком новорожденного и не исчезающую с последним вздохом, не являющуюся ни ребенком, ни взрослым, часть, которая не подвержена старению, Платон называет Индивидом — тем, что неделимо, что невозможно разделить. Человек, нашедший это Неделимое, это внутреннее «Я», нашел и самого себя, встретился с самим собой. Поэтому Платон советует понять, что такое Индивид.
Далее Платон говорит, что, объединяясь, люди создают общество, и приводит несколько примеров. Он объясняет, что среди людей с низким уровнем культуры доминирует эгоизм, и в этом случае каждый работает на себя. Давайте представим, что мы, как точки окружности, занимаем на ней противоположные места, что все мы разные, и каждый имеет разные способности и специальности. Допустим, один делает ботинки, другой — оружие, третий — одежду, а четвертый — лекарства. Тот, кто шьет ботинки, хорошо обут; другие же, не владеющие этим ремеслом, ходят босиком. Тот, кто производит лекарства, может сам себя вылечить, если заболеет; но если заболеет кто-нибудь другой — пускай спасается как может. То же самое происходит и среди тех, кто строит дома, делает лодки, производит оружие.
Согласно Платону, в какой-то момент индивидуальный эгоизм преодолевается, но это происходит на основе коллективного эгоизма — то есть потребности жить в обществе для того, чтобы собственный эгоизм опирался на эгоизм других, а не из стремления раскрыть Душу перед природой и Богом. Так возникает общество — общество обмена, в котором человек отдает нечто лишь для того, чтобы получить что-то взамен, а если не получает, то и не дает.
Внутри этого неизбежного зла лучшее, что можно сделать, — добиться, чтобы сапожник, умеющий шить обувь лучше других, шил бы ее для всех, портной шил бы для всех одежду, а тот, кто производит лекарства, обеспечивал бы ими тех, кто не умеет делать этого. Несомненно, такое общество сделало шаг вперед, к прогрессу: все уже ходят хорошо обутыми, у всех есть лекарства, одежда, лодки, дома, оружие.
Но возникает вопрос: преодолен ли таким образом эгоизм? Нет! Просто появляется эгоизм коллективный, когда я даю только в том случае, если дают мне, и люди не понимают, что значит отдавать из любви и щедрости. Речь идет о торговле, которая в Индии соответствует касте вайшьи. Возникла торговля — взаимообмен, при котором человек говорит: «Посмотрите, я делаю бюсты из гипса, и если вы хотите иметь такой бюст, дайте мне то-то и то-то». Он их не дарит, а обменивает, и в этом случае мы не можем сказать, что человек преодолел свой эгоизм. Просто он знает, что другие — тоже эгоисты, и предлагает им то лишнее, что имеет сам, в обмен на их излишки. И они дают ему то, в чем он нуждается. Так рождается общество.
Платон говорит, что кроме общества, кроме этой основной формы, существует также нечто другое, более высокое, — Архетип. Человек не понимает этого; в своей изначальной примитивности и нищете он думает, что, имея все — одежду, оружие, мебель, — он будет счастлив. Когда он начинает понимать, что это не так? Когда приобретает все это, когда у него уже есть дом, одежда, мебель и оружие. То же самое происходит и сегодня, с нами.
Утопии прошлого века породили убеждение, что человечество станет полностью счастливым, что человек обретет счастье, когда получит те или иные вещи. Вспомним, что во времена Французской революции говорилось о том, что, когда люди будут иметь все, воров больше не будет.
Но мы хорошо знаем, что воры есть как среди самых неимущих, теснящихся в кварталах для бедноты, так и в аристократических кругах, среди самых богатых; и часто в кругу хорошо обеспеченных людей совершается больше воровства и преступлений, чем среди бедных. Иначе говоря, даже когда человек удовлетворяет свои основные желания, сами желания от этого не исчезают, поскольку эгоизм не знает пределов. Но нам известно, что у человека есть также потребность в непреходящем, в том, что оправдывало бы его существование.
Человек — не животное, не самое развитое из млекопитающих, как — нам на беду — утверждали позитивисты XIX века... Человек — это нечто большее, более таинственное... быть может, столь же простое и таинственное, как возникновение круга! Человек нуждается в чем-то большем, и он не может спокойно спать лишь потому, что у него есть теплое одеяло или кто-то рядом. Человеку нужно нечто большее, ему необходимо иногда соприкоснуться с тайной, восстановить связь с собственными корнями, которые не начинаются с колыбели и не заканчиваются смертным ложем. Когда у человека появляется такая потребность, он начинает понимать, что кроме материальных благ он может разделить с другими и духовные, субъективные блага.
Если мы уже приняли идею, что тот, кто лучше других шьет обувь, делает ее для всех, тот, кто шьет лучшую одежду, изготавливает ее для всех, тот, кто производит лучшее оружие, делает его для всех, то, как говорит Платон, разве мы не вправе спросить: не найдется ли среди этих людей также тот, кто является самым справедливым? Очевидно, что такой человек есть. Если в обществе мы нашли самого способного для работы с кожей, тканью или для любой другой деятельности, то должен найтись также и тот, кто способен быть самым справедливым. Если спросить у такого человека, что такое один метр или один локоть, то ему это будет хорошо известно, и это знание — о правильном и справедливом в материальном мире. Но он также будет знать, что является справедливым в области мира духовного, будет уметь находить правильные решения проблем, возникающих у людей. Платон продолжает: «Если уже нашли человека, знающего, что такое справедливость, то подобно тому, как назначили лучшего сапожника тачать для всех сапоги, сделайте так, чтобы самый справедливый устанавливал для всех справедливость». Так появляется первый судья.
Далее Платон спрашивает: «Разве среди нас не найдется и тот, чья воля сильнее, чем у других, кто, сталкиваясь с болезнью, болью, опасностью или смертью, способен сохранять присутствие духа? Разве не найдется человек, обладающий глубокими знаниями и не отступающий перед трудностями?» Согласно Платону, такой человек, имеющий сильную волю, обладающий упорством и властью над самим собой, лучше всех контролирующий себя, и будет тем, кто способен править всеми остальными.
Таким образом, Платон рисует пирамидальную систему, в которой ничто не осуществляется экспромтом — ни справедливость, ни управление, ни изготовление обуви; пирамидальную систему, в которой учитываются природа и способности каждого.
Наша проблема заключается в том, что каждый делает, что ему заблагорассудится, зачастую не исполняя того, ради чего он родился. Ведомые своими желаниями, страстями и слабостями, мы пытаемся жить, опираясь на миражи, на сотканное из тумана. Если мы ищем реальное (я говорю о Реальном — о том, что есть и не подлежит обсуждениям, о том, что не может утратить своего значения), тогда нам необходимо понять, что одни люди рождены для чего-то одного, другие — для другого.
Разве вы не встречали людей очень простых, необразованных, которые, едва освоив азы арифметики, начинали рассуждать о математике? Разве вам не известны случаи, когда дети, едва им купили скрипку или пианино, с легкостью осваивали технику игры на этих инструментах и даже начинали сочинять музыку? И, с другой стороны, разве вы не видели людей — таких, как я, например, — которые даже после многих лет обучения музыке едва способны найти на клавиатуре ноту «до»? Значит, одним людям дается легко что-то одно, а другим — что-то другое.
Организация пирамидальной системы тоталитарна (но не в нынешнем понимании этого слова, а восходя к слову «totalitas», что значит «целостное», «полное», «всеобъемлющее»), она предполагает, что каждый посвящает себя тому, что он способен делать хорошо. Когда Платон говорит об этой изначальной тоталитарности, он подразумевает, что каждый занимается тем, что ему свойственно, и участвует в том, что у него получается лучше всего. Таким образом каждый делал бы то, что должен делать, что больше всего соответствует его возможностям, его природе, а не исходил бы из соперничества, конкуренции.
Конкуренция является самой бестолковой формой борьбы и самой бестолковой из войн; кроме того, она бесполезна!
Помните, экономисты прошлого века утверждали, что конкуренция среди производителей хлеба уменьшит цену на этот продукт? Но они не учли, что пекари могут договориться между собой и не снижать цен. Мы, живущие в XX веке, тому свидетели. Экономисты полагали, что каждый будет стремиться выпекать более дешевый хлеб, и благодаря конкуренции можно будет пройтись по булочным и выбрать хлеб по самой низкой цене. На практике же человеческий эгоизм приводит к тому, что пекари не конкурируют, а договариваются между собой и устанавливают цены на две, три, пять песет выше реальной цены. И все должны с этим согласиться, поскольку цены во всех булочных одинаковы. А если где-то цена ниже, значит, там меньше и вес хлеба.
Стало быть, эти древние нормы, которые в Греции две с половиной тысячи лет тому назад открыла и исследовала школа Платона, могут быть полезны и сегодня. Платон еще тогда предложил организацию общества по пирамидальной системе.
Материалист может возразить: «Но ведь люди, которые находятся внизу, должны нести на своих плечах тяжесть всей пирамиды!» Это не так! И Платон это хорошо объясняет. Пирамида не опирается на основание, она «висит», держась на своей вершине. В пирамидальной системе, в целостной системе платоников нет давления ни снизу вверх, ни сверху вниз, а есть напряжение, которое распространяется на весь механизм в двух направлениях, как если бы речь шла о струне. Внутри такой системы люди не ощущают на себе ее тяжести, а, наоборот, открывают возможность занять свое место в пространстве и в истории.
Рассматривая возможность осуществления этой системы, Платон говорит о различных формах правления. Он утверждает, что людьми должен править такой человек, который наиболее для этого подходит и, кроме того, обучен этому. Уже много раз я в шутку задавал вопрос, и, наверное, не будет лишним повторить его снова: к кому мне обратиться, если у меня болит печень? Предположим, что в зале присутствует врач. Что было бы лучше: рассказать ему о своих проблемах или же организовать по этому поводу собрание и этот вопрос обсуждать? Почему бы не поступать подобным образом и внутри демократической системы, разве должны быть исключения? Быть может, следует объявить: «Тут заболел профессор, у него не в порядке печень. Почему она у него болит?» Может, надо всем собраться — и сверху, и снизу, и оттуда, и отсюда — и начать полемику: «Очевидно, это оттого, что он съел яичницу!» — «Нет, наверное, не поэтому...» Один кричит одно, другой — другое... Разве не будет более действенным обратиться к врачу и посоветоваться с ним? Подход, который мы применяем в медицинском случае, следует распространить и на все остальные.
Платон говорит: «Если мы плывем на лодке во время шторма, что лучше: чтобы за штурвалом стоял опытный капитан или чтобы того, кто поведет лодку, выбирали? Несомненно, лучше опытный капитан». В чем заключается наша проблема? Мы знаем, что для того, чтобы овладеть искусством врачевания, нужно изучать медицину, для знания химии — химию, но мы не понимаем, что для того, чтобы решать вопросы организации и политики, необходимо изучать и то, и другое. Допустим, я подойду к человеку, продающему на углу каштаны, и спрошу его: «Послушай, ты не знаешь формулу хлорида натрия?» Если он что-то знает, то ответит мне: «Пойди и купи соль!» Если же он ничего не смыслит в этих вопросах, то скажет: «Знаешь, я не химик. И нечего меня об этом спрашивать. Видишь, я продаю каштаны!» Но, предположим, того же продавца спросили: «Уважаемый продавец каштанов, скажите, как должен был президент такой-то страны или король Испании организовать правительство?» И вот тут следует подготовиться к пространной речи, поскольку он забывает о своем деле и считает себя вправе порассуждать: «Я думаю, что НАТО надо сделать то-то... В Испании следовало бы... В Германии было бы хорошо...» Несомненно, он ничего в этом не смыслит, но его задели, и он говорит, говорит об этом без устали. Платон был против подобного: он считал, что для того, чтобы рассуждать о политике и организации, и то, и другое необходимо изучать. Школа Платона, в течение нескольких веков посвящавшая себя таким исследованиям, в качестве наилучшей предложила пирамидальную систему, не опирающуюся на основание, а «висящую» на своей вершине. Систему открытую, дающую в развернутом виде древний символ — звезду, эмблему святого Иакова, символ, о котором вы знаете больше, чем я; эмблему магии, той науки, которая способна совершать чудеса здесь и сейчас.
Пирамида соответствует горе, вулкану, она — огненный столб, символ справедливой организации людей, ибо внутри нее каждый занимает свое место; справедливой, ибо в ней нет места конкуренции; справедливой, поскольку должны быть те, кто продает каштаны и делает это хорошо, и должны быть те, кто правит и тоже делает это хорошо. Но Платон говорит: «Из двух людей: того, кто хорошо подметает, и того, кто плохо правит, — в глазах Бога, Справедливости и Истории лучше тот, кто хорошо подметает». Человек, продающий каштаны, предлагающий их по хорошей цене и хорошо знающий свое дело, лучше тех ученых, философов и политиков, которые не знают своего дела и плохо его исполняют.
То, к чему мы стремимся, — это не мир ученых, философов или политиков. Нет, друзья. То, к чему мы стремимся, — это мир Добрых Людей, делающих то, что они должны делать, и делающих это наилучшим образом.
Поэтому, вслед за Платоном, мы предлагаем воссоздающую целостность пирамидальную систему.