В Китае все поражает своими размерами: огромные парки, огромные площади, огромные дворцы, Великая китайская стена, которую видно из космоса. Кажется, что если уж китайцы что-то строят, то стараются сделать это самым большим в мире. И к огромному императорскому дворцу в Пекине тоже подходишь со стороны самой большой площади в мире — площади Небесного Спокойствия.
Императорский дворец — Запретный город, или Гугун (дворец-музей, как его стали называть с 1914 года), был домом для двух династий — Мин и Цинь, 24 императора которых на протяжении 500 лет управляли страной. Здесь жил последний император Китая, Пу И, вплоть до своего отречения в 1924 году. Вековые стены Гугуна помнят множество важных событий, политическую борьбу, дворцовые перевороты, интриги, заговоры, предательство и верность. Запретный город был недосягаем для обычных людей, и даже чиновники и знать не могли войти сюда без важной причины.

Здесь есть простор для работы воображения!
Марк Твен (во время посещения вулкана Килауэа. 1866 г.)


Приближение к Раю
Гавайи — далекие острова посреди Тихого океана. Щедрая земля, ласковое солнце, пальмовые рощи и бирюзовое сияние волн. Беззаботный рай, полный удивительных красок и ароматов, где каждого путника гостеприимно встречают гирляндами из орхидей и плумерий... Примерно такую идиллическую картину рисует фантазия европейца, когда речь заходит о Гавайях. И во многом эти фантазии оправданы. Мир островов полон радостных открытий, а воспоминания о серых буднях улетучиваются уже в аэропорту Гонолулу при виде серьезных чиновников в рубашках алоха крайне оптимистических расцветок и рисунков — вполне, кстати, официальной одежде, по мнению местных жителей.

Камакурский Будда... в чьем лице покоится все великое и великодушное (прекрасное, величественное), живое изображение Нирваны.
Персиваль Лоуэлл

Камакура. Именно отсюда управляли Японией могущественные сегуны, именно она была столицей самураев. Все здесь дышит тем временем. Камакура не утратила былого величия, хотя время ее расцвета давно миновало. Культура Камакуры отличалась от аристократической культуры Киото. Она уже базировалась на принципах дзэн и других течениях буддизма. И здесь можно встретить множество изображений Будды, которые никого не оставят равнодушным благодаря своей выразительности, вызывающей ощущение присутствия.

Зимним утром 1271 г. аз-Захир Сейф-ад-дин ас-Салихи Бейбарс задумчиво смотрел на вырастающие из тумана серые стены, пережившие немало сражений и до сих пор никем не завоеванные. Он еще не знал, что гордая крепость покорится ему, но не сомневался, что победит любой ценой...       
Эта могучая твердыня находится на северо-западе Сирии недалеко от границы с Ливаном. Лоуренс Аравийский когда-то назвал его «прекраснейшим замком в мире». И это действительно так. Кажется, что эти величественные стены неподвластны времени. Крак де Шевалье, как в наши дни именуют крепость, что означает «крепость рыцарей» (крак по-арабски «крепость», а chevalier по-французски «рыцарь»), ведет свою историю со времен, предшествующих крестовым походам. Первую небольшую крепость построил здесь эмир города Хомс в 1031 г.

Экспресс «Харука» шел мягко, почти бесшумно. Невысокие дома, теснящие друг друга, стояли так близко к железной дороге, что, казалось, заглядывали в окна вагона. Не было привычных российскому глазу бескрайних лесов и полей, на каждом обозримом клочке земли стояла печать цивилизации. Но сердце согревала предстоящая долгожданная встреча с Киото — городом, который представлялся мне самым ревностным хранителем «преданий старины глубокой». Каково же было мое разочарование, когда некоторое время спустя поезд прибыл в пункт назначения — на суперсовременную космическую станцию, называемую «Киото Эки» — вокзалом Киото. Это огромное, непостижимой формы здание с кафе, ресторанами, всевозможными магазинами, офисами и отелями сверкало и переливалось всеми своими затейливыми конструкциями, как гигантская рыба, только что выброшенная на берег. За зданием вокзала простиралась тоже вполне современная площадь с отелями, многоэтажными магазинами и телебашней. И только поднявшись на крышу вокзала, где оборудована смотровая площадка, можно было увидеть кое-где мелькающие изогнутые черепичные крыши и плавные очертания гор. Из-за высокой влажности, столь характерной для Киото, горы были окутаны легкой дымкой и оттого казались какими-то нереальными, сошедшими со старинных китайских свитков.

Основные богатства и ценности, которыми гордится любой народ, конечно, сосредоточены в главном городе государства. Это многочисленные музеи, культурные центры, фонды, национальные библиотеки. Да и сама столица — это лицо страны. Но познать душу, увидеть национальный характер, особенности жизни, не приукрашенные мегаполисом, можно только в провинции. Именно в маленьких, полусонных городках можно сделать довольно любопытные зарисовки.
В Чехии для этого можно поехать в любую сторону. Городки за пределами досягаемости Праги самобытны и привлекательны. О трех из них я и хотел бы рассказать.

Уже с железной дороги на него открывается великолепный вид. Как и положено настоящему Замку, его видно издалека. И всю неторопливую 40-минутную дорогу, которую туристы проходят пешком, он притягивает и манит к себе, как, наверное, пять столетий назад притягивал других странников, идущих поклониться хранившимся здесь инсигниям* Священной Римской империи. Тогда, в течение нескольких десятилетий, Карлштейн был сокровищницей и центром паломничества всей империи.
По дороге к замку почему-то не хочется заходить в многочисленные ресторанчики и сувенирные лавки, маняще выстроившиеся вдоль дороги. Хочется сохранить, донести до конца это трепетное и удивительное чувство ожидания Встречи.
Вспоминаются слова Антуана де Сент-Экзюпери: «Мою крепость я решил заложить здесь. Крепость противостоит пространству, традиции противостоят бегу времени».

«Чудненький» — так можно перевести с немецкого название этого города. Но не особой любовью к кирпичной кладке и выразительным фасадам с декоративными башенками и шпилями обязан он своей славе. Город вошел в историю как столица знаменитого Ганзейского союза, средневекового прообраза единого рынка Европы.

Он никогда не имел ни конституций, ни вождей, ни праздника независимости, ни других атрибутов «свободы». Но самые высокопоставленные лица Европы обращались к жителям Любека со словами: «My Lords», которые больше подходят коронованным особам. Ему первому среди германских городов было дано право чеканить золотые монеты. Не каждый город, сколь бы древним он ни был, может похвастаться славой и могуществом своих основателей. Любек же хранит память о короле Генрихе Льве, который в начале XII века не только заложил структуру города, сохранившуюся и доныне, но также дал ему импульс процветания.

Жизнь — это партия в шахматы.
Сервантес

Когда появились шахматы, точно не знает никто. Известно лишь, что произошло это в Индии не позднее VI века н.э. Но и на этот счет полного согласия нет.
По одной из версий, техника гадания, выработанная в Китае в VI–I вв. до н.э. для определения баланса между энергиями инь и ян, составила основу чатуранги, игры, являющейся прообразом современных шахмат (на санскрите «чатуранга» означает «четыре рода», т. е. войско с четырьмя родами оружия: колесницы, слоны, конница, пехота). В чатуранге, по свидетельству Бируни (Индия, XI в.), целью являлось истребление сил противника, а не объявление мата королю. Но в китайской литературе первые известные нам сведения о шахматах появляются в VIII в. н.э.
Видимо, гаданием на 64-клеточной доске занимались и древние этруски: в их мифологии упоминалось о волшебном коне-скакуне, покрывающем за 64 скачка все небесное пространство (в шахматах конь может за 64 хода обойти всю доску).

Наш маленький поезд из двух вагонов весело несся по Тоскане. Он непоправимо опаздывал. Но я была ему даже благодарна: Тоскана в лучах заходящего солнца из окна поезда казалась полотном неизвестного, только что открытого средневекового живописца.
Это время еще называют сумерками. Не день, не вечер, а межвременье, наполненное особой тишиной. За окном мелькали холмы, покрытые спящими виноградниками, и домики с черепичными крышами, в которых угадывалось что-то ван-гоговское. А небо... Я смотрела на него и безуспешно пыталась вспомнить что-то, хотя бы отдаленно похожее по цвету. Крылья фламинго? Лиловый вереск? Нет. Это было небо цвета Тосканы. А когда за окном появился силуэт холма и одиноко стоящего на нем дерева, я подумала, что Рерих просто не знал, что рисует одну из самых живописных областей Италии...