Посмотрите направо, посмотрите налево… Перед вами картина того-то и того-то, скульптура того-то… Сколько раз мы все это слышали за свою жизнь ? У вас никогда не возникало вопроса: вот Венера Милосская – что, такие дамы ходили по улицам Древней Греции? Или образы фараонов – такими они и были внешне? А вот в средние века люди вдруг стали такими, как скульптуры на фасадах соборов? Неужто и в Возрождение наступила эпоха, когда что ни дама, то как Джоконда? Однако какие разные, противоречивые образы…


 Наверное, нет. Мы имеем дело, скорее всего, со стилями, которые основывались на представлениях о неком Идеале Красоты и Гармонии. Почему стили такие разные? Можем ли мы говорить, что с течением времени этот Идеал Красоты менялся? Скорее всего, нет. Менялась лишь грань, через которую единый Идеал открывался людям. Как по капле, приходило на землю каждый раз новое восприятие Красоты. И каждый раз, когда это происходило, на земле появлялся стиль, в основе которого стоял некий Закон, через который проявлялась та или иная грань Идеала Совершенства.


 “Вы сердитесь, лжепророки, что оказались неправыми, утверждая в своей мудрости, что в искусстве не появится новый стиль… Мы уже видим признаки того, что он появится… что он уже частично существует в зачатке”.
 П. Беренс
 
 “Наше время еще не нашло единства своих форм, которое одновременно является условием и признаком существования единого стиля”.
 Тот же автор, через 14 лет


 Время действия: середина XIX — начало XX века. Действующие лица:
1.    Спокойные — полусонные буржуа
2.    Скептики
3.    Беспокойные — рационалисты и романтики, эстеты и идеалисты: люди, имеющие отношение к искусству изобразительному, к искусству музыки, танца, литературы , все деятели и бездельники культуры.
4.    Философы.
5.    Политики
6.    Начинающаяся индустриализация и первые шаги технического прогресса, мир машин, зачатки дизайна.
Место действия: Европа и Америка.
Все действующие лица, одновременно и последовательно в разное время, являются масками одного существа по имени Модерн, он же Югендстиль, он же Сецессион, он же Флореале, он же Ар Нуво, он же Либерти. Все объединены идеей реформаторства.

 Все в мире культуры этой эпохи противоречиво и беспокойно. Началось время подведения итогов, и ни один из молодых людей того времени, если он, конечно, не относился к спокойным буржуа, не находил своей счастливой судьбы. В самый разгар эпохи безстилья, последовавший за временем классицизма, появляются люди, всем своим существом выказывающие протест. Протест против отсутствия единого стиля в искусстве, против спокойствия, против догматизма, против материализма, против…
 Но давайте сначала определимся с главной установкой культуры эпохи Модерна. Без сомнения, речь пойдет о желанном Синтезе искусств. Без сомнения, все действительно действующие лица этого времени с упоением стирают рамки между музыкой и живописью, между прикладным искусством и архитектурой, между танцем и скульптурой и между ними вместе взятыми. Они подводят итоги прошедшему, сердятся и зовут вперед. Куда?.. Там разберемся. Например, небезызвестный Оскар Уайльд, действительно действующее лицо эпохи, готов был читать лекции общественности на любую тему, лишь бы взбудоражить народ, пробить броню спокойствия и заразить стремлением в непонятные дали. Лекции имели успех.
 Но не так уж и неопределенны были цели и идеалы беспокойных. Просто они были разные, они все время спорили и ссорились. Были романтики, последовавшие за Рескином, утверждавшим, что достойными воплощения в искусстве могут быть только высокие идеи и требовавшим от художников самой высокой морали, прославлявшим эпоху готических цехов и искусства, вдохновленного Богом. Романтики с ужасом взирали на технический прогресс и взывали к ручному ремеслу, слиянию с природой. В конечном итоге их не приняли, потому что они отвергали бетон и металлические конструкции. Но в их среде родилось немало художников и подвижников, которые-таки сумели объединить и искусство и прогресс. Хотя и их судьба не стала безоблачной.
Один из последователей Рескина, знаменитый Уильям Моррис, организовал “Движение искусств и ремесел”, опираясь на идеалы романтиков. Моррис ищет соответствия жизни и искусства, природы и людей, ищет ремесленный труд. Такой широкий взгляд на искусство позволил Моррису стать во главе группы художников. Идея, остававшаяся до конца модерна актуальной: «все лучшее от готики, от мавританского стиля и византийского, без слепого подражания”. Кстати, Моррис организовал свою фирму по выпуску изделий ручного труда.  Качество и вид производимой мебели, утвари и прочего был на такой высоте, что фирма имела успех и в обществе и финансовый, но распалась довольно быстро, так как не выполняла ту роль, которую Моррис считал главной: Искусство - в массы. Их произведения могли себе позволить только очень богатые люди. Моррис приходит к мнению, что для народного искусства, доступного каждому человеку, необходима полная реорганизация общества, и... “уходит в социализм”, становится политическим борцом.
 Другая группа романтиков, прерафаэлиты, за всю эпоху модерна прошла еще более удивительный путь. Некогда дружные с Моррисом и Бернсом, религиозно-экзальтированные, витающие в образах мифов и легенд, воплощающие на свои полотна целые эпосы народов удивительной красоты, увидев, что Моррис ушел в политику, столкнувшись с утопией своих взглядов в том обществе, какое есть, прерафаэлиты объявили своим флагом эстетизм, закрылись от какой-либо политики и… дальше их путь от романтики шел через демоническую эротику Бердсли, аморальность поведения к символизму пятна и цвета (типа “Черного квадрата”). Кстати, родоначальником символизма стал Эдгар Аллан По.
 Модерн начинался с эклектики, своего у него еще ничего не было. Но так как он страстно желал стать стилем самостоятельным, он объявляет себя “антиэклектикой”. Эклектику ругают, считают позором — но куда же от нее деться, если ничего поистине нового еще не создано?
И тогда начинают придумывать и искать. Рационализм и готическая традиция, эстетика и индустриальная эстетика сами по себе и в русле романтизма, неоклассицизм, романтика и символизм, многое и многое другое. Сравните только Гауди с его биологической и фантастической архитектурой и Эйфеля со знаменитой башней, явившейся гимном рационализму и техническому прогрессу, извивающиеся растительными формами здания метрополитена в Париже, оформленные Гимаром, и “Гетеанум” Рудольфа Штайнера, проникнувшегося идеей создания мистического театра имени Гете. Пластика в архитектуре и прикладном искусстве достигает таких высот, что мы уже не найдем разницы между полом и стенами, между человеком и стихией природы. Прикладное искусство следует архитектуре. Народные мотивы, мифы и легенды, сказочные персонажи, феи, гномы, ундины населяют дом и воспринимают человека как объект для изучения и обучения. Рядом с ними рождаются вещи, поющие гимны утилитарной эстетике, зарождается дизайн малых форм.
“Тень несозданных созданий колыхается во сне…” (В. Брюсов). Модерн удивительным образом перевоплощается из стиля в стиль, меняет маски, боясь вместо своего лица под маской обнаружить пустоту. Каждое из направлений, течений и взглядов имеет своих приверженцев, мастера любят объединяться в группы , философствовать, поднимают свои флаги и… братства и товарищества распадаются, чтобы вновь сойтись в ином составе, под руководством нового сильного человека со своей доктриной, который увереннее всех указывает в будущее, доказывая своей жизнью возможность Пути вперед. Таких людей во всех областях культуры Модерн породил немало.

 Где-то в нашей каше должен быть топор. Затихает эпоха модерна. Индустриализация становится неизбежной. Уставшие от раздерганности и бесконечного ожидания участники нашего действа напишут в своих записках примерно следующее: «Что ж, спор со временем не прошел бесследно, следы оставлены, хотя Новый Стиль во всем своем блеске так и не родился. Мы сочетали несочетаемое, символами эпохи станут-таки самые долговечные следы... Может быть, лет через сто, когда человек подрастет, его мечта о Новой Волне в искусстве осуществится?»
 Постоянное соседство радости бытия и его драматизма, как в произведениях Вагнера, время мистики и красоты форм оставило нам лица тех, кто действительно творил всю свою жизнь. Лица эпохи модерна, воплощенные в своих произведениях, смотрят… на нас, конечно. Нуждаемся ли мы в Стиле так же, как они, чтобы не сомневаясь потратить жизнь на поиски и попытки?

You have no rights to post comments