Наверняка каждый из нас сталкивался с таким необъяснимым явлением как дежавю, когда что-то видимое нами впервые кажется нам очень знакомым и родным, и мы не можем вспомнить, где же мы видели это? Или, встретив впервые какого-то человека, мы испытываем необъяснимую симпатию к нему или, наоборот, антипатию? Или в опасной ситуации мы принимаем интуитивное решение, которое мог принять только очень опытный человек? Знакомо? Или кого-то вводят в состояние гипноза и он, впервые сев за фортепиано, начинает играть как заправский виртуоз, или рисовать картины как Ван Гог. Или нам до фанатизма нравится, например, культура древней Японии, или Руси, или Индии...

Ехала на встречу в растрёпанных чувствах. На этой неделе как-то всё разом не задалось: новый бухгалтерский отчёт, который вот уже несколько дней пыталась отправить, столько времени потратила, а сервис всё никак не принимал его; пе­реводы, которые уже долго меня ждут; анонс лекции, на котором всё никак не полу­чалось сосредоточиться, хотя очень переживаю за то, чтобы анонсы выкладывались вовремя; с любимым несколько дней непривычно натянутые отношения. Вишенкой на торте стал звонок папы, который попросил не приезжать в гости из-за мер предосторожности… В общем, «весело» — как и у многих из нас.

Готовился к лекции по Дон Кихоту и обнаружил интересную деталь. Сервантес как будто намеренно сопоставляет отношение к книгам (в основном это рыцарский романы) Дон Кихота и его друга — священника, который все эти романы также читал и даже по-своему ценил. Однако Алонсо Кихано благодаря этим романам стал светочем и зерцалом странствующего рыцарства, а со здравомыслящим его другом ничего не произошло. Читали они одно и то же, а эффект — очень разный. Почему?

Можно спросить: о чем говорят эти романы? Но, наверное, следует вопрос поставить иначе — что я вижу в этих романах: реальность жизни, непосредственно касающуюся меня или, пусть даже не выдумки, но нечто ко мне не имеющее никакого отношения? Думаю, это хороший вопрос для познания себя — что и почему меня трогает в книгах или фильмах. Священник наслаждается изяществом слога и красотой описания вымышленных героев, будущий Дон Кихот переживает и вдохновляется величием самих героев и их подвигов. Они живут в разных реальностях. Почему?

Готовил практикум «Кто такой я: искусство быть собой» и размышлял, а что значит для меня вообще «быть». На основании чего я считаю себя существующим? Декарт в свое время говорил: «мыслю, следовательно, существую», имея в виду, что очевидное существование этой мысли говорит о существовании и того, кто ее мыслит, т.е. меня самого. Но я не только редко сомневаюсь в своем существовании, как правило, я об этом вообще не задумываюсь. Возможно, зря, ведь этот вопрос очень тесно связан со способностью быть самим собой.

Тема свободы почему-то все время «выплывает», когда пытаешься разобраться в том, как лучше жить.

Мы соглашаемся с тем, что говорят мудрые, или рассматриваем свободу как слепцы слона – «видим» каждый свою часть. Поэтому мнения о том, что есть свобода, такие разные. Но практически все соглашаются с утверждением: не свободен – значит, зависим, а зависим – значит, раб.

В последнее время растет опасность остаться без работы. Нужно постоянно приспосабливаться к меняющимся условиям жизни. Многие из моих знакомых, друзей за последний год увольняются по своей воле или из-за обстоятельств. Поневоле задумываешься, какие навыки всегда будут востребованы, и что нужно для того, чтобы обучиться новой профессии. В книге «Сиддхартха» Германа Гессе есть интересный ответ на этот злободневный вопрос.

Недавно зашел у нас на занятии разговор о том, как быть собой, как найти главное в своей жизни, и среди прочих мыслей прозвучал хороший, без сомнения, совет — прислушиваться к себе самому. Однако чем дальше я о нем думал, тем больше совет этот казался мне бесполезным...

Так как мы не совсем уж куклы в кукольном театре, и нами со стороны никто не двигает, то по сути, мы и так тем только и занимаемся, что прислушиваемся к самим себе: то к своим страхам, то к своим желаниям (их еще в просторечии называют «хотелками»), а иногда к чему-то более глубокому. Т.е. если я делаю что-либо в «угоду мнению окружающих», это не потому что эти «окружающие» мною управляют, а потому что я «прислушался» к своему страху перед их мнением. С другой стороны, почему бы не прислушаться к мудрому совету близкого или не очень человека? Впрочем, и в этом случае мы прислушиваемся не к чему-то внешнему, а, скорее, к своей интуиции, так как пока еще не понимаем рационально мудрость этого совета, но уже предчувствуем ее… А если рассмотреть наши желания, иногда противоречивые, то какому из них отдать предпочтение?

Поэтому вопрос глубже и сложнее: к чему именно в себе прислушиваться? как распознать каждый «голос»? как различить предназначение и амбиции, лень и спокойствие души, интуицию и страх? И вот это уже нетривиальная задача, требующая большого опыта, который приходит только с постоянной философской практикой. Думаю, суть в ценностях, на которые мы опираемся — чем возвышеннее и яснее они, тем яснее мы видим и понимаем в их свете свой внутренний мир, все его «этажи» и всех его «обитателей». Наверное, именно об этом говорил Платон в «Государстве»: «Порочность никогда не может познать ни добродетель, ни самое себя, тогда как добродетель человеческой природы, своевременно получившей воспитание, приобретет знание и о самой себе, и о порочности».

Одно из наслаждений, доступных философу, — обнаруживать созвучие мыслей у мудрецов, живших в разные времена и говоривших на разных языках. Казалось бы, совершенно разные люди; но в попытке приблизиться к истине они находят одни и те же ответы и даже образы. Это удивительно и прекрасно.

Сегодня речь пойдет о важности кибернетика. Слово пришло из греческого языка. «Кибернетик» (kybernētikē) — это кормчий. Тот, кто правит лодкой, кораблем. В философском смысле это тот, кто направляет корабль нашей личности по водам жизни.

Любая история или миф о герое — это история Пути. А история Пути — история поисков и обретения самого себя, своего места в жизни. Одиссей возвращается на Итаку, к верной Пенелопе. Пер Гюнт находит себя самого в душе Сольвейг. Гулливер обретает самого себя у гуигнгнмов.

Конечно же, это прекрасные истории, но, пожалуй, они гораздо интереснее и увлекательнее, чем то, что происходит со мной, человеком, который вовсе не ставит парус на корабле крутобоком, странствуя по винно-черному морю, а сидит дома на карантине, и если что-то бороздит, то не просторы многорыбного моря, а совсем иные… Так какие же выводы мне сделать, читая эти мифы?

Речь, конечно, не совсем о лошадях… Уже месяц, как я прочитал «Гулливера», но к некоторым идеям хочется вернуться еще раз. Одна из них звучит в рассказе о гуигнгнмах: «Для них разум не является, как для нас, инстанцией проблематической, снабжающей одинаково правдоподобными доводами за и против; наоборот, он действует на мысль с непосредственной убедительностью, как это и должно быть, когда он не осложнен, не затемнен и не обесцвечен страстью и интересом. Я помню, какого труда стоило мне растолковать моему хозяину значение слова мнение или каким образом утверждение может быть спорным; ведь разум учит нас утверждать или отрицать только то, в чем мы уверены, а чего не знаем, того не вправе ни утверждать, ни отрицать. Таким образом, споры, пререкания, прения и упорное отстаивание ложных или сомнительных положений суть пороки, неизвестные гуигнгнмам».